Волчонок - Генри Лайон Олди

Тело третьего Лоа выглядело плотнее, чем раньше. Оно словно бы ссохлось: не плоть моллюска, а перекрученный стволик деревца, какие растут в пустынях. Стрекало разлохматилось еще больше, выбросив тонкие отростки-волоски. Внутри их угадывались совсем миниатюрные капсулы. Один волосок был заметно темнее остальных.

— Объект прежний. Между снятием слепков прошло три недели. Мутация стрекательных нитей продолжает развиваться. Уплотнение основного тела Лоа обусловлено тем, что существенную часть его витальной силы забирает на себя означенный процесс мутации. Это временное явление: как вы увидите на другом образце, по завершении мутации тело Лоа полностью восстановится. Но не это главное. Фактически каждая нить разделилась на «кисточку». Есть все основания предполагать, что это обеспечивает тонкое взаимодействие с объектом захвата. Обратите внимание: лишь один волос из «кисточки» наполнен темными капсулами с пси-токсином. Все остальные имеют более светлый цвет и предназначены для контролируемых «корсетных» взаимодействий. Смотрим дальше…

Четвертый Лоа вновь сделался упругим и лоснящимся, утратив следы одеревенения. Из стрекательных нитей росли пучки желто-серых волосков. Один волосок в пучке был черным. Он мрачно колыхался отдельно от светлых собратьев — в гордом одиночестве, сам по себе.

— Вы видите слепок Лоа другого объекта, но это не имеет принципиального значения. Объект — кадровый офицер помпилианской армии, полностью прошедший курс инъекций. Так выглядит его Лоа по завершении мутации. Пучки светлых стрекательных волосков обеспечивают высокую точность «корсетного» взаимодействия. Темный волосок оставляет Лоа возможность производить обычное клеймение. Продолжим…

Тело образца номер пять блестело глянцем хитиновой брони, как у скорпиона. По хитину пробегали фосфоресцирующие сполохи, складываясь в замысловатые узоры. Щупальца светло-кофейного цвета утратили хищный багрянец. Призрачные человечки исчезли. Часть щупальцев обмоталась вокруг тела Лоа, скрадывая пульсацию. Остальные без движения зависли в пространстве, словно застыв в янтаре. Оканчивались щупальца белесыми клешнями, мягкими даже на вид.

— Перед нами Лоа коллантария-помпилианца. Не суть важно, кого именно, — принципиальных отличий между Лоа коллантариев не обнаружено. Да-да, я знакома с вашими исследованиями, профессор Чилонгола! Я не собираюсь опровергать ваши выводы. Даем увеличение…

Клешня заполнила всю сферу. Внутреннюю поверхность клешни покрывали десятки круглых присосок. Проявилась тонкая фактура: и клешня, и присоски были скручены из множества белесых нитей. Внутри нитей угадывались утолщения — горошины в стручке.

— Да ведь это же…

— Смелее, майомберо Зикимо!

— Это похоже на волоски, которые возникли на концах стрекательных нитей!

— Это они и есть.

— В таком случае, — Зикимо вскочил с кресла, всплеснув полами белого халата, словно крыльями, — перед нами процесс эволюции!

— Или мутации.

— Если мутация удачна и полезна, она признается эволюционной! Это эволюция от обычного помпилианца, способного «клеймить» рабов, через военные инъекции, дающие возможность ставить «корсет» с частичным клеймением — к симбиотическому колланту! От подавления к симбиозу!

— Браво, коллега! Я бы сама не сказала лучше. Нет-нет, выводы я, с вашего позволения, озвучу сама. Потом вы меня дополните, если сочтете нужным. Баас Умсла, вы нас слушаете?

— С огромным интересом.

— Замечательно. У меня к вам просьба. Поднимите, пожалуйста, досье всех коллантариев-помпилианцев. Отдельно тех, кто успешно вышел в «большое тело»; отдельно тех, кто пытался, но без результата.

— Какая конкретно информация вас интересует?

— Служба в армии.

Позади остался фейерверк огней, оратория шумов — проспект Ботиумело. Н’доли свернула в боковую улочку. Затихли ритмы мара-кату: еще минуту назад они сладко отдавались в животе. Сгинули толпы веселых туристов, исчез смех, раздраженные гудки мобилей, реклама грибного ресторана «Л’Нага», сквозь которую стаей стрекоз пролетали аэротакси… Здесь, в сотне метров от проспекта, было на удивление тихо. Неярко горели матовые шары в кронах «корзинных» деревьев. Внутри стволов — полых, словно плетенных из лент коры, — были устроены беседки: гнездышки влюбленных парочек. Свет шаров не мешал видеть усыпанный звездами бархат ночного неба. Такого неба, как на Китте, нет больше нигде. Ты дома, девочка. Не нужны сотни предосторожностей, явки и пароли, встречи со связными, «жучки» и нанокамеры, аппаратура контрслежения… Не надо жить на взводе, в любую минуту ожидая разоблачения. Прав Зикимо: ты ввязалась не в свое дело. Какая из тебя шпионка? Вся извелась, теперь нервы лечить придется…

Рядом затормозил мобиль — длинный лимузин с тонированными стеклами. Машина подкралась, не зажигая фар. Все четыре дверцы мобиля втянулись в корпус. Перед Н’доли возникла женщина в черном облегающем платье. Ближайший светильник висел шагах в двадцати, не меньше, — лицо женщины скрывала густая тень.

— Добрый вечер, биби Шанвури. Рада видеть вас живой и здоровой.

Голос показался Н’доли знакомым. Это было плохо. Очень плохо. Лучше бы женщина носила маску, а голос звучал абсолютно чуждо. Потому что…

Рядом с женщиной объявился мужчина. Обманчиво рыхлый, он двигался, как крупный кот, одним своим присутствием оттесняя Н’доли к мобилю. Вудуни затравленно оглянулась. За спиной маячили еще две темные фигуры, перекрыв улочку. Н’доли видела их Лоа — смутные контуры, словно в тумане. На более точную визуализацию не оставалось ни времени, ни сил. Витые колонны, щупальца, стрекала, клешни — какая разница? Мы не в конференц-зале, за семью запорами, посмеиваясь над перестраховщиком Умслой. Мы в вольных водах Ойкумены, где всяк плавает как умеет. Что, глупая рыбка? Думала, ты дома, в безопасности? Все закончилось если не победой, то по крайней мере успехом? И вот хищные актинии сомкнули кольцо.

— Вы не откажетесь прокатиться с нами, биби Шанвури?

Бежать было некуда.

I

— Воротничок, — сказала Ливия Метелла. — Почему расстегнут? — И протянула руку к горлу Марка.

Он перехватил ее руку в десяти сантиметрах от ямочки между ключицами. Тело реагировало быстрее разума. Не горло, с опозданием понял он. Воротничок. Но было поздно: во взгляде обер-декуриона Метеллы зажегся недобрый интерес. Она сжала пальцы. Марк ответил тем же. Ладонь в ладонь, руки застыли в воздухе парой любовников в тесном объятии.

— Волчонок, — сказала Ливия Метелла. — Кусаешься?

Так говорил дед: «Скаль зубы, волчонок! Врагов это бесит…» Так говорила Н’доли: «Злобный, голодный волчонок. Весь мир против нас, клыки блестят, слюна течет…» Марк оскалился: теперь это у него называлось улыбкой. Не всем позволено, уведомлял оскал. Деду — можно. Н’доли — ладно. А обер-декуриону Метелле лучше придержать язык.