Сказка четвертая. Про детей Кощеевых - Алёна Дмитриевна

поклясться, что начальник Конторы точно знал, кто сидел на лестнице.

И вот теперь Яша снова стоял здесь, перед этой дверью и не решался постучать. «Кощеева Василиса Петровна» значилось на ней, и ниже были прописаны часы приема. Наверное, надо было идти в эти часы…

Трус.

Он занес кулак и, не дыша, опустил его на дверь.

— Войдите, — раздалось из кабинета.

У Василисы Петровны был очень приятный голос. Мягкий и располагающий. Заинтересованный. Заботливый. Но сейчас Яков не услышал в нем ничего из этого. Сухая просьба. А значит, Злате так и не стало легче. Так и ему поделом.

И Яков вошел.

Он знал, что стоять перед матерью Златы будет тяжело, но оказалось тяжелее.

— Яков, — вскинула бровь Василиса Петровна. — Здравствуй. Что-то случилось? Нужна помощь?

Он замотал головой. Короб в руках отчего-то показался очень тяжелым. Надо было спросить, как там Злата, что с ней, но он не мог. Как бы он объяснил, откуда знает про ее проблему.

— Василиса Петровна, — начал он. — Я бы… я…

Черт…

— Не могли бы вы передать Злате? — выпалил наконец он. — Я ей обещал.

— Обещал Злате? Что обещал? — удивилась Василиса Петровна.

Яков скомкано объяснил, запинаясь и теряя слова. Он ждал вопросов и обмирал, пытаясь придумать, что на них отвечать, но она просто кивнула и приняла короб.

— Злата приболела, — вдруг созналась она. — Думаю, твой подарок ее порадует. Я надеюсь, скоро она сама появится здесь и обсудит его с тобой.

Яков с трудом кивнул. Он на такое надеяться не смел. Если не разобьёт и ногами не потопчет, уже хорошо будет.

— Спасибо, Василиса Петровна. До свидания.

С тяжелым сердцем он вышел из кабинета и притворил за собой дверь.

Наверное, из вежливости нужно было попросить передать что-нибудь. Пожелания, теплые слова. Но…

В его комнате до сих пор лежали скомканные листы, тетрадные и блокнотные. Он писал до тех пор, пока не исписал все, что у него было, но так и не смог подобрать правильные слова, собрать их во что-то толковое. Он сам до конца не понимал, о чем писать. Просить прощения? Или признаться, что хотел бы попробовать ещё раз? Умолять просто встретиться и поговорить? Что она сейчас хотела бы услышать? И хотела ли вообще слышать что-то от него? Поэтому его послание ушло к ней без слов. Когда он собирал вещи в короб, ему на мгновение показалось, что этого и так будет достаточно, чтобы все сказать, и он позволил себе в это поверить.

В животе заурчало. Надо было поесть. Кажется, он не завтракал. Ужинал ли?

Пытаясь вспомнить, есть ли у него что про запас, Яков поплелся в общежитие. Настроение было препоганое. Теперь, когда он выполнил свое обещание, он ощутил себя и свое существование бесполезными.

В комнате нашлась упаковка гречки. Не то чтобы Яше хотелось гречки, но есть хотелось, а ничего другого не было. И он пошел на кухню. И обязательно бы дошел, если бы из кухни прямо на него не вышел Клим.

Они оба замерли, не спеша ни заговорить, ни разойтись. Клим выглядел будто зверь, приготовившийся защищаться. Однако Яков и раньше не планировал нападать, а сейчас тем более чувствовал себя слишком разбитым, чтобы это делать.

Они стояли и молчали, пока со стороны лестницы не послышались шаги.

— А у меня вот пирожки, — вдруг быстро сказал Клим и приподнял руку, в которой нес увесистый пакет. — Только разогрел. Уж точно вкуснее гречки. У себя буду есть. Идем?

— Идем, — ответил Яков и послушно направился за Климом.

И внезапно вся эта ситуация показалась ему донельзя абсурдной. Он засмеялся.

— Ты чего? — обернулся Клим, вероятно решив, что он смеется над ним.

— Да как в детстве. Куда ты меня повел, туда и иду, — ответил Яков, не подумав, но Клим резко остановился, а Яша не успел и влетел ему в спину.

— Клим…

Не хотел нападать, а вышло, что все же кинулся.

— Никогда я тебя ни в чем не винил и винить не буду, — вздохнул Яков. — И никто не будет.

— Лучше бы я сам тогда оступился. Лучше бы меня…

— Не надо, — устало попросил Яков. — Как случилось, так и случилось. Ты ведь не хотел, чтобы со мной что-то произошло. И нечего себя корить. С младенца какой спрос?

— Я всё понимал!

— Тебе едва четвертая зима минула. Это как с Петюни сейчас спрашивать. Ну, спросил бы?

Клим качнул головой.

— Вот, и я о том. Все, давай уже сюда свои пирожки. Я есть хочу страшно.

Обогнул его и пошел вперед.

В комнате у Клима царил не то чтобы бардак, но беспорядок. Яков подумал-подумал, и опустился прямо на пол, прислонившись спиной к кровати. Мази, что принесла ему Злата, оставалось совсем ничего, и он уже мысленно готовился к тому, что скоро боль в спине вернется.

Клим развязал пакет, достал миску, вывалил в нее пирожки, поставил рядом с Яшей и сел рядом. Ели они молча. Пирожки были хорошие, горячие, сытные. Яков с удивлением обнаружил, что чувствует вкус. Ему достались с луком и яйцом и с печенью.

— Бери еще, — сказал Клим, когда Яша съел последний. — А чайник недавно вскипел. Но если хочешь, у меня молоко есть.

— Странное оно тут…

— Это да. Но я уже привык.

— Клим…

Слова тут были абсолютно лишними, да и непонятно было, что говорить. Поэтому Яков подумал, подумал да и обнял брата. А тот взял и обнял его в ответ. Глупо, конечно, это все было. Зато и правда живительно.

— Ну все, — сказал Клим, отстраняясь. — Ты тут еще заплачь.

— Забыли?

— Забыли. А я ведь и не думал, что ты правда все еще способен меня ударить.

— Все еще? — удивился Яков.

— Ага. Как-то в детстве было дело, — усмехнулся Клим. — Ты маленький был, смастерил чего-то, а я сломал. А ты как налетел на меня, как давай кулаками молотить, словно звереныш. Я на тебя тогда впервые серьезно взглянул и подумал, что может быть, мне все же нормальный брат достался. А теперь вот… из-за…

Он не произнес имя, но оно все равно что прозвучало.

— Пожалуйста, давай не будем про нее, — попросил Яков. — И вообще,