Прыжок в ледяное отчаяние - Анна Шахова

— Я… был загнан в угол. Я… не думал, что эффект будет столь… — Сверчков опустил голову, пряча лицо. Плечи его вздрагивали.

— Загадкой оставался чайник с заваркой. Пили и Алена, и Стрижов. Алена погибла, Стрижов жив-здоров. Относительно… — Загорайло посмотрел оценивающе на «диатезного» историка.

— И как только следствие убедилось в вескости преступных мотивов именно покинутого мужа, догадаться о попадании яда в чайник не составило труда. Аконит был добавлен ПОСЛЕ трапезы, для экспертов.

— А как же отравленная Алена? — спросил муж Карзановой, который едва не держал Сверчкова за плечи, сидя у него за спиной.

— А вот тут возможны вариации. Мы с Юлией Гавриловной считаем, что убийца капнул в чистую чашку настойки, прежде чем подать посуду гостям. Три-четыре миллиграмма — это совсем немного. Да еще в бордовой, скрадывающей цвет посуде. Впрочем, вряд ли чашка пустовала хоть пару секунд — вы ведь тут же налили бедной девушке заварки?

Сверчков беспомощно поднял ладонь, будто защищаясь. Лица он показать не мог.

— Более мне добавить нечего по этому вопросу, господа.

Влад, кивнув, сел на место.

— Но кто же из них толкнул Вику?! Просто в голове не укладывается, что мы с Галей находились в нескольких метрах… — Роман Карзанов протянул руку к жене, оцепеневшей на своем стуле, и неуклюже прихватил ее ладонь.

— Олег Валерьянович! Если вы не расскажете все подробно, то в полной мере разделите ответственность за убийство тещи со Сверчковым. Как соучастник. — Тихо обратился к Стрижову Быстров.

— Я давно готов все рассказать! Но я не могу исповедоваться прилюдно! Это не предусмотрено ни одним кодексом, и нет необходимости…

— Ну уж нет! Я сам спрыгну с этого проклятого балкона, если мне сию минуту не расскажут, что здесь произошло! — вскочил с кресла Михайлов.

— Успокойтесь, Валентин Владимирович. Хватит с нас прыжков. И гримас. Говорите, господин Стрижов — в комнате находится звукозаписывающая аппаратура, и поэтому все показания участников э-э… собрания будут расшифрованы и внесены в протокол. Вам останется только их подписать. — Алексей Алексеевич вновь прибегнул к помощи платка. Звук трубы на этот раз получился не столь агрессивным. Он звал не на бой, а скорее, играл подъем.

Присутствующие начали озираться в поисках микрофонов и магнитофона, но оживление было подавлено шипением историка:

— Ну хорошо же… — Стрижов с вызовом поднял лицо и снял очки. Ему проще было говорить для расплывающихся безглазых лиц.

… Виктория пыталась дозвониться возлюбленному в 10.20, когда он вел лекцию. Телефон оказался выключенным, и Михайлова прислала паническое сообщение: «SOS! Немедленно приезжай. Катастрафическое развитие ситуации!». Знай Олег, что речь идет о видеоразоблачениях Сверчкова, он бы струсил и, возможно, вовсе забыл бы дорогу к дому ненаглядных «папы и мамы». Но Стрижов подумал о том, что более всего «пекло» его самого — о финансовой стороне. Так как свое посильное денежное участие в проекте под названием «Переезд» Олег считал залогом относительной независимости от тещи, он вручил ей накануне весомую, для столичного доцента, сумму в евро. Обнаружив сообщение Виктории после лекции, Стрижов ответил, что выезжает, и, сославшись на зубную боль, отменил семинар и помчался к Рубцовской набережной.

Он вошел в квартиру, толкнув приоткрытую дверь. Из кабинета навстречу к нему рванулась Виктория. Но в ту же секунду на голову Стрижова обрушился удар такой силы, что историк рухнул без сознания на пол. Тесть стоял рядом, со сморщенным в недоуменной гримасе лицом. В руке он держал скалку для раскатки теста. Крик жены вывел его из оцепенения. С того момента Сверчков действовал четко и безжалостно. По заранее продуманному плану. Отбросив скалку, он приставил руку со шприцем к горлу зятя.

— Молчи! Заткнись! Иначе вколю яд! — прошипел он.

Виктория, зажав руками рот, увидела яростный взгляд мужа. Вернее, этого, чужого, который раньше был ее недотепой-мужем.

— Быстро и тихо подняла скалку, вымыла ее и положила на место. Быстро! Один звук — и он покойник.

Михайлова подняла скалку и тут же уронила ее, увидев на дереве алое пятно.

— Делай, что говорю! — стиснув зубы, процедил этот, на которого Виктория старалась не смотреть.

Олег тихо застонал и пошевелился. Михайлова бросилась в кухню — исполнять приказ оборотня, в которого превратился безответный Сверчков. Ей требовалась пауза, лишь маленькая пауза, чтобы сообразить, как дейстововать дальше: пробраться к телефону, позвать на помощь, выхватить шприц. Ну хоть что-то сделать, пока Олегу не стало совсем плохо.

Между тем Анатолий Сергеевич, прижав к ране на голове Стрижова стопку влажных салфеток, которые мститель заранее положил в карман домашней рубахи, приподняв зятя за ворот куртки, привалил к стене. Как неудобно действовать одной рукой! Но шприц — в этом был весь смысл, верная гарантия успеха всего дела, его он не мог выпустить ни на миг.

Вика пыталась что-то сказать, моляще протягивая к мстителю руки.

— Молчи! Ни слова! Неси нашатырь и еще салфетки. Рана сочится. Быстро, дрянь, действуй…

Шприц в руке оборотня начал плясать, покалывая иглой шею Олега, и Виктория помчалась в кабинет, где держала свою «скорую» аптечку. За ее спиной раздалось шуршание — видно, Сверчков пытался посадить зятя половчее, и Михайлова, прикрыв дверь, схватила телефон. Громко говорить она не могла, но и на тихий лепет этот не дал ей считанных мгновений:

— Вальча, тут трагедия! Спасай!.. Немедленно! Уби…

Муж, в два прыжка оказавшийся в кабинете, рванул ее за волосы, заставив отбросить телефон, и кольнул Викторию иглой.

— Молчи! Клади телефон на стол. Делай, что говорю. Возьми все в аптечке аккуратно и закрой ее.

Стрижов застонал, приходя в себя.

Под прицелом иглы Виктория подошла к Олегу, поднесла нашатырь под нос, приложила чистую салфетку к голове и стала гладить его лицо.

Стрижов безумно смотрел на тещу, пытаясь понять, что происходит.

— Папин аконит очень пригождается. Слышишь, полшприца аконита убьет и тебя, и твоего трахаля, как навозных мух на лету, — шипел Сверчков.

— Спусти салфетки в унитаз и поставь нашатырь на место! Быстро…

Виктория метнулась выполнять приказ.

Когда она вошла в комнату, Сверчков на корточках сидел перед Олегом, в ужасе косящимся на иглу, приставленную к его шее.

— Никто не дергается! Один миллиграмм — и ты покойник, говнюк. Вколю раньше, чем успеешь дернуться. Поднимай его! Ну, на старт! — оборотень словно распалялся от собственных слов.

— Толя, умоляю, давай спокойно… Давай просто поговорим. Все изменим… Я готова просить прощения, я… готова на все, что ты предложишь… — Виктория старалась говорить тихим спокойным голосом, но сбивалась на жалкое еле слышное бормотание.