Фрактальные узоры - Пол Ди Филиппо

Они — то есть мы — не были людьми.

Их внешнее сходство и даже неотличимость от людей, хотя и в рамках нижнего, так сказать, конца спектра физических признаков, привели к тому, что в их ископаемых останках ученые не заметили ничего особенного. Однако с генетической и физиологической точки зрения различия огромны.

У гоблинов и фей на несколько хромосом больше, чем у homo sapiens, что делает невозможным появление смешанного потомства. Но это еще не самое странное.

Феи обладают способностью родить ровно двух детей каждая, ни больше, ни меньше. Кроме того, они могут по желанию предотвращать оплодотворение и поэтому беременеют только тогда, когда захотят.

Когда какому-нибудь гоблину после многих попыток — а их бывает очень много, поскольку все представители малого народца чрезвычайно темпераментны — удается оплодотворить фею, происходит следующее.

Яйцеклетка принимает сперматозоид, содержащий весь генетический комплект отца, но при этом сама служит лишь матрицей для эмбриогенеза, не передавая потомству никаких материнских генов.

Через девять месяцев рождается гоблин.

Этот гоблин тем не менее не представляет собой точной копии отца, поскольку гены гоблинов и фей в отличие от человеческих не содержат интронов — бесполезных нуклеотидов, что дает в тысячи и тысячи раз больше возможностей для образования новых комбинаций признаков в каждом поколении.

Отнятый от груди, младенец-гоблин в дальнейшем живет с отцом, и мать не принимает никакого участия в его воспитании. Я оказался, по-видимому, единственным в истории гоблином, воспитанным феей, и Пиа надеялась использовать это обстоятельство, чтобы оправдать мое совершенно немыслимое присутствие на празднике.

Через девять месяцев после рождения мальчика фея без всякого дальнейшего спаривания с отцом мальчика рождает девочку, наследующую лишь перемешанные материнские признаки, и никаких отцовских! Само собой понятно, что девочек феи воспитывают сами.

После этого в результате мощной менструальной промывки мать теряет все оставшиеся яйцеклетки и способность к деторождению, сохраняя, впрочем, в полной мере способность к половому влечению.

Прервав свой рассказ, Пиа поблагодарила стюардессу за принесенные подушки. Сложив их на полу, чтобы упереть болтающиеся ноги, она продолжала:

— Представь себе полных восемнадцать месяцев беременности плюс ужасные мучения при родах! Зато потом со всем этим ужасом покончено, и мы можем наслаждаться всю оставшуюся жизнь!

Я отхлебнул от второй порции виски, в которой крайне нуждался.

— Но… тогда это должно означать, что численность гоблинов и фей не меняется в течение многих миллионов лет!

Пиа печально покачала головой.

— К сожалению, все не так. Нас становится все меньше и меньше. Нас, конечно, трудно ранить или убить, но несчастные случаи все-таки бывают. Вспомни старые легенды и мифы о феях, гномах, кобольдах, сильфах… Как нас только не называли! Мы были везде, а теперь… Впрочем, появление людей и приход технической цивилизации, которую мы в свое время приняли с неохотой, оказались вовсе не такой уж трагедией. По крайней мере мы больше не рискуем попасть под ноги мамонту.

Я улыбнулся, потом с сомнением покачал головой.

— И все-таки мне непонятно, как такой биологический механизм мог развиться в результате эволюции — в дарвиновском смысле. Минимальные контакты между полами, строго ограниченная рождаемость… Нет, это совершенно неестественно!

— Совершенно верно, — кивнула Пиа. — Нас сделали.

Я вытаращил глаза.

— Сделали?

— Ну, вывели, создали, разработали — называй как хочешь. Мы были нужны в качестве слуг, друзей или, может быть, игрушек…

— Для кого?

Она пожала крошечными плечиками.

— Для атлантов, инопланетян, а может, разумных динозавров… Кто знает? Их уже никто не помнит, но все знают, что они были.

Помолчав, Пиа принялась рассказывать о моей семье.

Мою бабку звали Нимфидия. То есть нашу с Пиа. В начале прошлого века, уже будучи королевой, Нимфидия произвела на свет моего отца, которому и суждено было согласно древней традиции стать королем Джадом — разумеется, после кончины правившего тогда Волосатого Джека. Затем Нимфидия родила мою мать Майколу, которая должна была стать королевой фей после ее смерти.

Этот день пришел неожиданно скоро. Случилось так, что Нимфидия не потеряла все свои яйцеклетки, забеременела от Джека в третий раз! О таком прежде никто и не слыхивал. Родила она болезненного мальчика, названного Бобо, и при родах умерла.

Об этом чуде гоблины и феи судачили потом не одно десятилетие. Однако, поскольку в дальнейшем такие случаи не повторялись, оно так и осталось чудом и постепенно забылось.

Бобо, в свою очередь, когда вырос, родил от феи по имени Гаджекин двух детей: Игнаца и его сестру, некую Мелузину. Это произошло задолго до того, как Джад сошелся с Майколой и появились мы с Пиа. Таким образом, Игнац с сестрой приходились нам старшими кузенами по линии матери, каковых прежде не имели ни один гоблин или фея!

— Мелузина просто кукла, — скривилась Пиа, посасывая спрайт. — На трон она не претендует: слишком занята своим домом моделей — для миниатюрных женщин, конечно. Игнац совсем другое дело — настоящий дьявол во плоти, тщеславный и неразборчивый в средствах. После убийства короля Джада началась смута, но большинство гоблинов поддержали Бобо просто потому, что других законных претендентов на трон не было. Теперь Игнац ждет, когда обжорство и пьянство сведут Бобо в могилу, чтобы занять его место. Вот тогда-то он и попытается воплотить в жизнь свои замыслы. Он хочет, чтобы феи рожали по три или даже четыре раза, чтобы повысить численность нашей расы. Пример Нимфидии показывает, что это возможно. Он готов ради этого на все, готов даже подвергнуть риску жизнь матерей!

— Но зачем?

— Он задумал отвоевать у людей планету, ни больше ни меньше. Ему не нравится, как они тут хозяйничают, губят ее и все такое прочее.

Моя голова, и без того кружившаяся с начала полета, совсем перестала соображать. Что делать, чью сторону я, гоблин, должен принять?

Пиа никаких сомнений не испытывала.

— Надеюсь, тебя больше не беспокоят глупые предрассудки насчет того, что мы брат и сестра? Человеческое табу, не более того. У нас нет общих генов, и росли мы отдельно друг от друга, даже дальше, чем большинство гоблинов и фей…

— Да нет, как раз это меня беспокоит меньше всего, — буркнул я.

Пиа опустила руку под столик с едой. Я покраснел и оглянулся, не видит ли кто. Она довольно улыбнулась.

— Вот и отлично. У нас до праздника целая неделя, чтобы как следует поразвлечься.

Тут я вспомнил кое-что.

— Послушай, Пиа, а как насчет магии? Все знают, что феи… В чем ваше волшебство?