Французский поход - Богдан Сушинский

— Графиня похищена. На нее совершено нападение. Какие-то вооруженные люди, облаченные в одежды монахов, остановили ее карету, напали и увезли графиню в неизвестном направлении.

— Это произошло уже здесь, в Варшаве?

— Здесь, и вам это хорошо известно.

— Но вы же утверждали, что она все еще в Каменце.

— Потому что ко времени моего отъезда из этого городка графиня действительно оставалась в нем.

— Ах да, вчера мне сказали, что она уже объявилась в Кракове. И вроде бы имела аудиенцию у короля. Никакие слухи, как видите, за графиней не поспевают.

— По пути в Краков она тоже подверглась вооруженному нападению. Правда, тогда воинам, сопровождавшим графиню, удалось часть нападающих перебить, часть развеять.

— Кто же были эти люди? Грабители?

— Нет, конечно. Не знаю, кем они были посланы, но то, что к разбойникам не принадлежали — это уж точно. Вот все, что я знаю со слов Кара-Батыра, слуги графини.

Д'Оранж нервно, глядя себе под ноги, прошлась по террасе.

— Итак, второе нападение подряд, в течение нескольких дней; Краков, затем Варшава… — рассуждала она вслух.

— Возможно, они и не связаны между собой, — заметил Гяур. — Но в любом случае я просил бы никому, решительно никому не сообщать подробности нашего разговора о нападении на графиню.

— Естественно, естественно, — заверила д'Оранж. Но, взглянув на князя, вдруг насторожилась: — Постойте. Если все это столь секретно, почему тогда вы решились рассказать мне? Только потому, что графиня де Ляфер назвала мое имя?

— И еще потому, что графиня направлялась к вам. Именно к вам. И схватили ее в какой-нибудь сотне шагов от вашего особняка. Об этом сообщил кучер, которому удалось бежать. То есть люди, устраивавшие эту засаду, знали, что, прибыв в столицу, графиня в первую очередь направится к вам. Несмотря на то, что, как вы изволили выразиться, отношения между вами были «никакими».

— Разве кто-то способен усомниться в этом? Кроме разве что вас, мой милый князь.

— И еще одно. Некоторые нападавшие разговаривали между собой и с графиней по-французски. Это предполагает, что речь идет о ваших земляках, графиня.

— А также о земляках мадемуазель де Ляфер, — сухо напомнила д'Оранж, останавливаясь напротив Гяура.

— Это способно каким-то образом изменить ход ваших рассуждений?

Д'Оранж окинула Гяура холодным усталым взглядом, однако полковник заметил, что его слова все же задели ее за живое.

— А почему это должно менять их?

— У нас не получится разговора, пока не ответите, причем довольно ясно: вы заинтересованы в том, чтобы спасти графиню де Ляфер, или же не заинтересованы? Я не знаю и не могу знать всех тонкостей ваших взаимоотношений. Хотя тот же Кара-Батыр, слуга графини… утверждает, что с Дианой вы познакомились давным-давно, еще во Франции. Поэтому я верю, что поможете.

Д'Оранж еще раз внимательно присмотрелась к лицу Гяура, словно решала для себя, стоит ли в самом деле помогать этому человеку в его поисках графини и согласно кивнула головой.

— Пойдемте со мной, — бросила она уже на ходу, — очевидно, нам стоит поговорить.

«Значит, я все же правильно поступил, что примчался именно к ней», — облегченно вздохнул Гяур, входя вслед за графиней в танцевальный зал.

Такого поворота переговоров с королем Хмельницкий не ожидал. Он подошел к окну и уже оттуда какое-то время наблюдал, как, воинственно держа руку на эфесе легкой парадной сабли, король вышагивает, почти марширует, по ковровой дорожке просторного зала.

Этот марш его мог бы показаться комическим, если бы Хмельницкий не понимал, какое огромное нервное напряжение выдерживает сейчас Владислав IV, раскрывая ему все тайны своих замыслов. И каковы могут быть последствия, если в сейме узнают о предмете их переговоров. Владислав еще не забыл, что отец и предшественник нынешнего короля Жигмонт III Ваза был свергнут протестантским дворянством со шведского престола как раз за то, что позволял себе принимать решения, не согласовывая их с придворной элитой; что многое пытался решать втайне от нее.

— Итак, — уже совершенно официальным тоном произнес полковник, — вы предлагаете собирать казачье войско, якобы для восстания против Польши. Не без сомнений, но я все же принимаю это предложение. Но тогда возникает вопрос: я могу приступать к формированию первых отрядов прямо сейчас, немедленно?

— Сразу же после возвращения из Франции, — напомнил ему король. — Это и мне даст некоторое время для необходимых приготовлений, в том числе и для сбора средств.

— Вооружать казачьи отряды за деньги короля и говорить при этом казакам, что они должны быть готовыми выступить против этого короля, конечно, не самое рыцарское занятие.

— Но это — в крайнем случае. При более благоприятных обстоятельствах вы получите мой универсал на право формировать отряды непосредственно для борьбы против мусульман. И потом, казаки ведь не будут знать, что деньги и вооружение поступают с благословения самого короля. Мы подумаем, как это сделать, через чьи руки. А уж потом, когда избавим украинские земли от вечного страха перед крымской ордой, кто посмеет осудить нас?

— Тогда уже никто. Во всяком случае, в Украине.

— К тому же наши войска и люди будут сдружены общим врагом и общими победами. Ничто так не укрепляет империю, как сильный общий враг — это известно еще со времен Аттилы и Древнего Рима. И ничто не помешает потом королю Польши благословить польного гетмана Хмельницкого на булаву гетмана всей Украины, — воинственно оскалился король. А, выдержав небольшую паузу, неожиданно спросил: — Теперь, после всего услышанного, вас все еще что-то смущает в моем плане, полковник?

— В подобных планах всегда что-то смущает. Прежде всего, их авантюризм.

— Меня он тоже смущает, — остановился напротив него Владислав IV. — Тем не менее я окончательно утвердился в нем. Точно так же советую поступить и вам. Успокаивайте себя хотя бы тем, что я, король, рискую короной. А вам, казаку, рисковать особо нечем.

— Вы забыли о моей голове, ваше величество. И моей чести.

— Вот видите, я рискую своей короной, а вы — всего лишь головой! — почти расхохотался король. — А что касается чести, то мы с вами воины и знаем: потерять или добыть ее можно только в бою. Но разве мы избегаем боя? Наоборот, требуем, чтобы нам позволили сразиться с врагом. Нашим общим врагом. Так что завидую: за неимением короны вы рискуете всего лишь головой.

В столицу Хмельницкий намеревался вернуться вместе со свитой короля. Каково же было его удивление, когда поручик Ольховский сообщил, что неожиданно для всех Владислав IV решил вернуться в Краков.

— В Краков? — не поверил полковник. — Отсюда, из-под Варшавы? Но ведь не ехал же он сюда специально для встречи со мной?