Самозванцы - Сантьяго Гамбоа

Они прибыли на парковку, и Чжэн остановил машину у кафе. Гисберт Клаус, казалось, нервничал, хотя, если разобраться в его внутреннем состоянии, его поглотила усталость — огромная усталость после такой эйфории. Наконец-то она у него. Он получил ее. Профессору не терпелось подняться в самолет и покинуть Пекин, поскольку только в тишине своего кабинета или в читальном зале библиотеки он мог, ни на что не отвлекаясь, предаться чтению захватывающего текста. Он будет скучать по Пекину, конечно. Он уже по нему соскучился, потому что чувствовал, что человек, который этой ночью собирался вернуться в Германию, — не тот, каким был несколько дней назад. Теперь он лучше знал жизнь. Он испытал нечто, что возвысило его и наполнило существование смыслом. Он сумел ответить на вызов, брошенный ему судьбой при чтении книги Лоти, получив удовлетворение, которое приведет в движение не только его пассивное чувство читателя, ценителя и обожателя книг, но и научную карьеру. Вывод, который сделал профессор, хотя еще и находился на уровне рабочей гипотезы, был следующим: нельзя игнорировать какую-либо одну сторону жизни с целью усилить и усовершенствовать другую, не обедняя всю жизнь в целом, а следовательно, и ту область ее, которую мы собирались возвысить. Он подумал, что нужно будет записать эту мысль в самолете и отточить, поскольку она может положить начало тетради размышлений о его новом понимании жизни, которую — кто знает? — возможно, со временем опубликует, использовав это самое название: «Тетрадь размышлений о новом понимании жизни».

Гисберт как раз раздумывал об этом, когда рядом остановился автомобиль. Чжэн вышел из джипа и поздоровался с невысоким человеком. Потом сделал знак профессору, чтобы тот подошел.

— Он отвезет вас в аэропорт, — сказал он. — Теперь мы можем попрощаться.

Гисберт Клаус колебался, обнять китайца или нет. В конце концов он предпочел сдержанное, но горячее рукопожатие.

— Я в долгу перед вами, Чжэн, — повторил он, кладя ему в карман одну из своих визитных карточек. — Когда вам что-нибудь понадобится, звоните по этому номеру.

Чжэн проследил, как автомобиль удаляется по проспекту по направлению к четвертому кольцу; теперь, когда все уехали, ему оставалось неприятное завершение банкета, то есть грязные тарелки и запачканные скатерти. Так было всегда. Его этому учили.

В машине агента, на заднем сиденье, был еще один человек, который — в целях безопасности, как объяснили Гисберту, — поедет вместе с ними в аэропорт. Профессор учтиво поприветствовал его, представился и вслед за этим принялся в последний раз рассматривать роскошные небоскребы. «Такими темпами Пекин станет, в конце концов, „Метрополисом“ Фрица Ланга, но в Азии», — подумал он. Через некоторое время они выехали на шоссе, прибавили скорость. Темнело. Холодный ветер поддувал в приоткрытое окно, и Гисберт подумал, что, прежде чем сдавать чемодан в багаж, неплохо было бы достать шарф.

Огни аэропорта горели, как огромное пламя среди ночи. Все трое через один из боковых въездов направились на парковку; у них было более получаса в запасе.

Все случилось очень быстро. Гисберт составлял в уме список вещей, которые хотел купить в дьюти-фри: бутылку рисового ликера, немного чая для Юты и, пожалуй, какой-нибудь сувенир из нефрита, как вдруг ход его мысли прервали выстрелы. Стекла машины разбились вдребезги, и это было последнее, что он заметил. Первая пуля попала ему в лопатку, вторая — в шею, третья — в правую сторону груди. Прежде чем потерять сознание, Гисберт интуитивно упал на левый бок, несомненно, защищая рукопись.

Через три дня, очнувшись в Рокфеллеровской больнице в Пекине и удивившись присутствию Юты, которая не отпускала его руку, профессор Клаус узнал, что на них напали члены той же самой банды, что похищала их и держала в заточении, головорезы Тони, канадского агента. И он, и водитель получили серьезные ранения, но молодой человек на заднем сиденье, отстреливаясь, спас им жизнь. Китайская полиция немедленно прибыла на место и арестовала всех троих стрелявших; один отдал Богу душу, другой получил два пулевых ранения, но уже пошел на поправку; все они немедленно выдали Тони, который некоторое время спустя был задержан в международной зоне аэропорта, поскольку ожидал там то, что сообщники должны были ему отдать, то есть рукопись, и этой же ночью собирался отбыть в Токио. Чжэн, который сидел рядом с Ютой, рассказал профессору все подробности, когда тот открыл глаза.

Что касается рукописи, она была в безопасности, поскольку полиция не придала ей значения; вроде бы стрелявшие не упомянули о ней в своих признаниях, возможно даже, что он и не знали, что именно лежало в сумке, которую они должны были выкрасть, так как по парадоксальной случайности знал это именно тот человек, который погиб.

— Тебе нравится Пекин? — спросил Гисберт жену.

— Не знаю, — ответила она, — я вижу только то, что за окном. На данный момент этот город внушает мне тревогу.

Врачи ждали, пока Гисберт оправится от первой операции на шее, чтобы сделать вторую и, возможно, третью, на лопатке. Он потерял много крови. Согласно тому, что сказал Чжэну один из медбратьев, хотя информацию нельзя было назвать стопроцентно достоверной, Гисберт Клаус побывал в состоянии клинической смерти. Теперь он был рядом с Ютой, которая целовала мужа с беспокойством и говорила на ухо: «Когда мы вернемся в Германию, ты мне во всех подробностях расскажешь, что это все значит и в какой переплет ты тут попал, герр профессор».

* * *

Нельсон Чоучэнь Оталора приехал к себе в отель; как он и предполагал, автомобиль с людьми Вень Чена ждал его у главного входа. Из предосторожности Чжэн находился поблизости, не выключая мотора, пока Нельсон разговаривал со своими, сидя у них в машине; они были очень обеспокоены его внезапным исчезновением, искали его много часов подряд. Прощание было скорым — рукопожатие с Чжэном и с Гисбертом Клаусом.

Последнему Нельсон сказал:

— Когда я поеду в Гамбург представлять немецкое издание одной из моих книг, я попрошу, чтобы вам направили приглашение, профессор. Мне очень приятно будет снова вас увидеть.

Гисберт Клаус, взволнованный, решил попрощаться на языке своего нового друга:

— Это будет большая удовольствия. Я буду ожидать нее. Желаю вам большой удачи для вас.

Человек Вень Чена передал Нельсону совет переехать, поскольку кто-нибудь, возможно, за ними следит, что приведет к новым осложнениям. И действительно, прежде чем приехать в секретное место, где проходили предыдущие собрания, водитель кружил по городу, останавливался, несколько раз менял маршрут и постоянно смотрел в зеркало заднего вида.

Нельсон улыбался. То, что лежало у него в кармане пиджака, было настоящей бомбой, которая навсегда закрепит за ним надлежащее место в китайской культуре, со всеми вытекающими отсюда последствиями, о которых он так страстно мечтал: резкое увеличение продаж, — ведь если только каждый второй последователь тайного общества будет покупать его книги, цифры подскочат до небес — контракты с газетами и журналами по всему миру на кругленькие суммы, рецензии в газетах Европы, Соединенных Штатов и Латинской Америки, членство в привилегированном клубе лидеров продаж наряду с Умберто Эко, Салманом Рушди, Гарсией Маркесом, Найпулом, Варгасом Льосой, Сарамаго, Уильямом Стайроном и другими; возможно, номинация на Нобелевскую премию и — почему бы и нет — присуждение ее; он уже представил себе свою речь: «Премия делает больше чести тому, кто присуждает ее, чем тому, кто ее получает, поэтому я хочу поздравить Шведскую академию…» И так далее. Он наконец мог свободно вздохнуть, потому что именно таким было теперь его место в мире. Ни больше ни меньше. Литературная слава была единственным возможным вознаграждением за все мытарства и тревоги его утонченной души. Как прекрасна жизнь, от которой можно столько получить, сказал он себе.