Записки успешного манагера - Эмилия Прыткина

Взяла трубку. Звонит возлюбленный моих подруг Олег Викторович, требует аудиенции. Договорились встретиться через полчаса возле метро. Решила лишний раз не рисковать, а то мало ли что опять примнится Швидко, и написала ему письмо:

Я сегодня вечером встречаюсь с одним мужиком. Он встречается с двумя моими подругами одновременно. Вернее, с одной он встречается, а вторую бросил, а она его хочет вернуть, та, которую он бросил, потому что ей нужна норковая шуба на зиму. А первая уже знает, что он встречался со второй, и отдавать его не хочет, но вторая еще не знает, что он теперь с первой встречается, и очень страдает и обещает выцарапать глаза той, которая его увела. Я со второй разговаривала, но она пока не призналась первой, что у них отношения.

Ничего не понял, но будь осторожна, — написал в ответ Швидко.

С чистой совестью пошла на встречу. Олег Викторович встретил меня, и мы отправились в ближайшее кафе.

— Ситуация некрасивая получается, — сказал он.

— Да уж, — ответила я.

— Я решил с вами поговорить, потому что вы дружите и с Олей и с Наной. Вам легче будет им все объяснить. Видите ли, они меня терроризируют, — прошептал Олег, озираясь по сторонам.

— Каким образом? — удивилась я.

— Ну, одна ко мне пристала как банный лист. Я понимаю, что она только что развелась с мужем и я имел неосторожность… Ну, в общем, вы сами понимаете. А вторая… она… ну, она тоже ко мне пристала, — сказал Олег и стал теребить кончик салфетки.

— Хотите совет? — спросила я, попивая мартини.

— Да, я, собственно, и хотел, чтобы вы мне что-нибудь посоветовали.

— Так вот. Поговорите с обеими, признайтесь им во всем и выберите одну из них, ту, которую любите по-настоящему.

— Я не могу выбрать, — вздохнул Олег. — Я женат.

— Как женат? Подруги говорили мне, что холост, — удивилась я.

— Уже семь лет как женат. У меня ребенок есть. Я не хочу с женой разводиться. У нас просто был кризис. Мы семь лет прожили вместе, такое бывает. Психологи выделяют несколько особо опасных моментов супружеской жизни: это три года, пять и семь лет.

— А потом?

— А потом уже все. Старость, — грустно сказал Олег.

— А зачем меня впутывать в ваши отношения? — спросила я.

Ну как зачем, я ведь уже сказал, что вам будет легче с ними поговорить. Они вам доверяют.

— Угу, я попробую, — вздохнула я.

Он подвез меня до дома. Всю дорогу я смотрела на него и думала о том, какие все-таки мужчины сволочи. Сидел бы себе со своей женой, зачем было двум бабам жизнь портить?

Приехала домой и свалилась. Мама померила температуру: тридцать восемь и пять.

Положила меня в постель и стала отпаивать чаем с малиновым вареньем. К вечеру температура поднялась еще выше. Всю ночь мне снились какие-то кошмары: Нана, которая почему-то превратилась в норку, Олька с фиолетовыми волосами, мимозинский Леша, гоняющийся с ножом за Колобком, и прочая дребедень.

Утром померила температуру: снова тридцать восемь и пять. Мама накрыла меня одеялом и пригрозила, что привяжет к кровати, если я попытаюсь встать. Я забормотала, что чувствую себя вполне сносно, что сегодня надо отсылать эскизы в Киев, что мне должны выдать деньги на штаны, что приезжает Липкин и я не могу здесь отлеживаться, иначе потеряю хорошее место. Но мама на уговоры не поддалась.

— Тогда я поеду с вами в гости к Армену, — заявила я.

— Ещё чего, лежи дома! — цыкнул папа и пошел в гараж за машиной.

Накатала братцу письмо, в которое вложила двадцать гривен. Позвонила на работу и сказала, что заболела.

— Мимозина тоже заболела. Вы, наверно, в холодной воде купались? — поинтересовался Пробин.

— Нет, — ответила я.

— Выздоравливай, ты нам здоровая нужна.

— Липкин приехал?

— Ага, бегает по офису, сегодня вечером будем его возвращение отмечать.

— Привет передавай, — прохрипела я.

Возвращение отмечать. Теперь все понятно. Эх, заболеть в такой решающий день. Чует мое сердце, что завтра я приду и сяду в свое прежнее кресло офис-менеджера, где и просижу остаток жизни. Черт бы побрал этого Липкина с его разъездами.

Мама с папой собрались, поцеловали меня, пообещали передавать братцу привет и укатили.

Пудель Майклуша лег рядом со мной, и мы часа два смотрели телевизор. Стало скучно. Позвонила Нане.

— Болею, — пожаловалась я.

— Приеду через час навестить. Надеюсь, у тебя не грипп? А то как-то болеть неохота.

— Нет, кажется, — ответила я.

Пусть приезжает, заодно и поговорим, может, удастся ей как-то раскрыть глаза.

Только откинулась на подушку и собралась подремать, как позвонила Олька.

— Звонила тебе на работу, говорят, ты болеешь. Жди. Скоро буду.

Даже не успела ее предупредить, что у меня будет Нана. Не хотелось бы их сталкивать лбами. Молю бога, чтобы первой пришла Олька, она-то знает, что этот негодяй с Наной встречался, с ней легче будет поговорить. Девушки пришли одновременно. Оказалось, они встретились на рынке, когда покупали мне апельсины.

Нана притащила еще и бутылку вина и сказала, что будет лечить меня глинтвейном. Пошла на кухню, подогрела вино, накидала туда всякой дряни и принесла три бокала.

— И мы с тобой за компанию выпьем, для профилактики.

Долго думала, как начать разговор, собралась с силами и заявила, что хочу рассказать им обеим что-то важное.

— Говори, — сказала Нана.

Попросила их обеих поклясться на смертном одре тяжелобольной подруги, что они не вцепятся друг другу в волосы и не устроят здесь бои гладиаторов.

Нана покосилась на Ольку, которая стала нервно теребить краешек кофточки, но торжественно пообещала держать себя в руках.

Я набрала в легкие побольше воздуха и рассказала им о вчерашнем разговоре с Олегом.

Нана слушала молча, Олька нервно теребила кофту и под конец расплакалась.

— То-то я смотрю, сука, на тебе кофточка из «Манго», он мне там точно такую же купил, — процедила сквозь зубы Нана.

Олька всхлипнула и вытерла нос платком:

— Купил, да, а что? Все только тебе? Я, может, его любила всей душой.

— Девушки, любовь закончилась. Мужик оказался последней сволочью. Он женат. Давайте выпьем за нашу дружбу и забудем его раз и навсегда, — торжественно произнесла я и ткнула Нану в бок.

— Я в ванную схожу, можно? — робко спросила Олька.

— Можно, — ответила я.