Храброе сердце Ирены Сендлер - Джек Майер

Появление ПРОТЕСТА вызвало у немецких оккупационных властей откровенную ярость, и они расклеили по улицам Варшавы напоминания об изданном еще год назад приказе:

Через два дня Ирена, взволнованная перспективой знакомства с известной писательницей, отправилась с Вандой в дом 24 по Журавьей, что рядом с улицей Новы Свят. Ванда постучала в дверь условным стуком и прошептала пароль. Дверь открыла невысокая седоволосая женщина с глазами, добрее которых Ирена не видела за всю свою жизнь.

– Дорогая пани Сендлер, меня зовут Галина, – сказала она таким же добрым голосом. – Позвольте, я возьму ваше пальто. Мы с мужем Юлианом столько о вас слышали. Пожалуйста, проходите.

Ирена сразу узнала Зофью Коссак – она сидела за журнальным столиком. Еще в университете она однажды побывала на чтениях Зофьи и помнила ее лицо.

Стоящий за спиной Зофьи Коссак иссушенный голодом и болезнью мужчина протер стекла очков носовым платком, на котором виднелись пятна крови. Ирена угадала в нем туберкулезника.

Он улыбнулся и подал Ирене маленькую, костлявую руку.

– Я муж Галины – Юлиан Гробельный, Троян.

Его глаза, как и глаза его жены, лучились добротой и юмором.

– А это – Вероника, – сказал он, показав на Зофью Коссак. – Ее знают все, меня не знает никто. Но в нашем деле это только плюс.

– В миру мы пользуемся псевдонимами, но здесь можем быть сами собой.

Он познакомил Ирену с другой находящейся в комнате женщиной:

– Журналист Янина Раабе, или Ева.

Он жестом пригласил Ирену сесть.

– Я только сегодня узнал, что вы – дочь доктора Станислава Кржижановского. Великий человек! Я знал его по ППС. Поэтому я совершенно не удивлен видеть здесь его дочь. Сколько вам удалось вывести из гетто?

В Ирене зашевелилась привычная подозрительность:

– Больше 650.

– Откуда вы знаете?

– Я веду записи.

– Зачем?

– Чтобы они смогли когда-нибудь узнать свои настоящие имена. – Ирене не очень нравилось находиться в центре внимания. – И чтобы знать, куда посылать деньги на содержание детей.

– Пожалуйста, не волнуйтесь, – сказал Гробельный. – Вы же знаете Зофью Коссак?

– Конечно, – Ирена отвесила в ее сторону почтительный полупоклон. – Зофью Коссак знают все. Вы славитесь свой смелостью.

От улыбки округлое лицо Зофьи стало еще круглее.

Моя мама, Царство ей Небесное, говорила, что я отличаюсь полным отсутствием здравого смысла.

– Вы очень рискуете, – сказала Ирена.

– То же самое делаете вы… и другие. Беда нашего времени в том, что человек не может оставаться человеком, не рискуя собственной жизнью.

Ирене оставалось только гадать, сколько они знают.

Юлиан отвернулся, зашелся в судорожном кашле. Когда приступ закончился, он вытер губы окровавленным носовым платком и сказал:

– Пани Сендлер, я бы посоветовал вам не вступать с Зофьей в споры на темы смелости. Впрочем, и на другие темы тоже. Все равно проиграете.

– Юлиан – безнадежный романтик! – засмеялась Зофья. – Я даже не знаю, почему мы именно его выбрали нашим председателем.

– Потому что все остальные отказались, – он повернулся к Ирене. – Мы пригласили вас, пани Сендлер, потому что нам нужна ваша помощь, а вам, как мы думаем, нужна наша. Вы помните Яна Карского… в августе вы показывали ему гетто. Судя по всему, к его просьбам никто из союзников не прислушался. Поэтому наше правительство решило действовать самостоятельно, объединив силы подпольных организаций и гражданских лиц типа вас. В прошлом месяце мы создали тайный Совет Помощи Евреям, или Жеготу. Насколько мне известно, ничего подобного Жеготе нигде больше не существует. Это партнерский союз арийцев и евреев, благотворительных организаций, центристских, правых и левых политических партий – коммунисты, правда, в него не вошли, – сионистов, молодежных групп, профессиональных, политических и так далее… то есть все группы, до войны даже враждующие, теперь объединились вокруг единой цели.

– А что значит Жегота? – спросила Ирена.

Зофья снова улыбнулась, и яркий свет голой лампочки заиграл на ее лице.

– Жегота? Ничего… и все сразу.

– Просто выдуманное слово, – сказал Юлиан. – Наша организация названа в честь вымышленного персонажа – Конрада Жеготы.

Зофья подалась вперед, чтобы посмотреть в глаза Юлиану:

– Юлиан, это не совсем так.

– Видите, что я имел в виду, пани Сендлер? Ее хлебом не корми, только дай с чем-то не согласиться.

– Помолчи, Юлиан. Буквально вчера один из моих университетских коллег, большой ценитель интересных слов, сказал мне, что древнее слово zegot означает «гореть». Я полагаю, мы стали этакими хранителями огня.

– Как обычно, – сказала Галина и пояснила Ирене: – Зофья и на цементном поле непременно найдет хоть один цветок.

– Я так понимаю, это был комплимент.

– Как бы то ни было, – продолжал Юлиан, – и Жегота, и ваша подпольная сеть, пани Сендлер, занимаются одним и тем же – пытаются спасти евреев. Я знаю, для вас, равно как и для нас, эта задача практически неподъемная. Спасти мы можем единицы, но это драгоценные единицы…

У него снова случился приступ кашля, и Галина принесла ему стакан воды. За Юлиана продолжила Зофья:

– Жегота – общенациональная организация, она работает в Кракове, Львове, Радоме, Кельце и Пиотркове. Мы сотрудничаем с Армией Крайовой, нас поддерживает Делегатура и правительство в изгнании из Лондона, они посылают нам деньги… много денег.