Люби и властвуй - Александр Зорич

В Хоц-Дзанге царило ликование пополам с отчаянием. Чувство, знакомое каждому, кто уже видел смерть сотни врагов, но видел также и вторую, свежую сотню, с которой еще предстоит сразиться, в то время как собственные силы почти исчерпаны.

Когда на смену взаимному ожесточению приходит взаимное истощение, мудрецы заключают мир.

Лагха был мудр, но он отнюдь не считал силы Свода истощенными. Лагха полагал сражение за Хоц-Дзанг выигранным еще в тот момент, когда ступил на цинорский берег, и даже смерть не смогла бы убедить его в обратном.

Лиг тоже была мудра, и она тоже не считала силы смегов истощенными. Пока живы Говорящие, Знахарь и Дотанагела, ― стенам Хоц-Дзанга стоять. А пока стоят стены Хоц-Дзанга, ― они непобедимы. Наперекор псам, остатки которых просочились внутрь крепости.

«Странное дело, странное дело, ― твердил Эгин, каким-то чудом отдергивая ногу от клацнувших челюстей черной твари. ― Они уже здесь, а я все еще жив, а Дотанагела со Знахарем будто спят, а Айфор ничем не может мне помочь, потому что вместе с Самелланом оберегает Лиг, а Говорящие Хоц-Дзанга безмолвствуют… клянусь Шилолом, в этой битве слишком мало воинской доблести и слишком много смердящей магии!»

Теперь их боевая площадка тоже стала ареной для стремительного и вместе с тем невыразимо тягучего сражения, в котором уже погибли несколько «лососей», из последних сил защищавших пар-арценца и Знахаря. Псов оставалось немного ― меньше даже, чем воинов на их боевой площадке. Но они были очень быстры и яростны. То, что для человека предел озверения, для зверя ― лишь его начало.

Эгин не удивился, когда одна из тварей, молнией промелькнув у него под ногами, поднялась за его спиной во весь свой немалый рост и как-то очень по-человечески вцепилась передними лапами ему в шею. Добраться до его плоти клыками было очень непросто ― мешало кольчужное оплечье не очень взыскательного, но надежного смегского шлема. Тварь опрокинула Эгина на спину и, похоже, несколько подивившись собственной удаче, не нашла ничего лучше, кроме как попытаться задушить рах-саванна вместо того, чтобы просто разорвать ему шею когтями. Это было ее роковой ошибкой.

«Еще не человек, а дурь уже вполне человечья, ― мысленно усмехнулся Эгин, подымаясь на ноги после того, как его меч неуклюжим ударом проткнул грудь пса-убийцы. ― Что-то там они перемудрили в Опоре Безгласых Тварей».

Развить эту мысль Эгину помешала Поющая Стрела гнорра.

Поющие Стрелы в исполнении Инна оке Лагина, приемного сына несравненного Шета оке Лагина, вышли куда мощнее и лучше, чем их прародительницы из одного потертого грютского колчана, туманную повесть о котором донесли до просвещенного читателя «Книга Урайна» и «Геда о Герфегесте».

Поющие Стрелы, которыми располагал гнорр, не только летали вчетверо дальше своих безмолвных сестер. Поющие Стрелы разили почти без промаха, если видели того, кого им предстоит разыскать. Говорят, что Инн оке Лагин назвал их Поющими лишь в дань традиции, и из-за этого в неокрепших умах идет великая путаница. Правильнее было бы назвать их Зрячими Стрелами. Но всякий зрячий слеп, если перед ним ― бесплотный, или, точнее говоря, тайноплотный невидимка.

«П-пух».

Так лопается гриб-дождевик под босой мальчишеской пяткой. Так же лопнул и мешочек с «покровами Говорящих», вскрытый разрывным наконечником Говорящей Стрелы. С той лишь разницей, что облачка от гриба-дождевика едва хватает, чтобы окутать нестойким туманом котенка. «Облачко» же от снадобья гнорра, изготовленного им в точности по рекомендациям Танца Садовника, было несколько больше, и его достало, чтобы громко расчихалась половина боевой площадки Эгина, включая и уцелевших псов, утонченному нюху которых «покровы Говорящих» были хуже горчицы.

Убедившись, что мелкая искрящаяся взвесь не ядовита, Эгин мог только пожать плечами. Равно как и остальные. Равно как и Лиг, которая… «Киндин, услышь меня!!!» ― закричала она что было сил, зная наверняка, что услышана не будет, зная, что гнорр победил в этом сражении, ибо ведающий секрет «покровов Говорящих» ведает и остальные таинства Танца Садовника, а это означает, что…

Гнорр не знал точно, сколько требуется «покровов», чтобы надежно проявить всех Говорящих. Поэтому вслед за первой на площадку упали еще три стрелы. Туман настолько загустел, что и псам, и людям оставалось только бежать прочь с проклятого места.

Эгин не понимал, отчего разоралась Лиг, Эгин вообще не понимал и половины того, что на самом деле творится в этот день под Солнцем Предвечным, Эгин мог только обезглавить полуослепшего пса, и в этот момент, когда фонтан дымящейся крови плеснул на его бессменные сандалии имени Арда оке Лайна, он вспомнил…

«…можно изготовить такой эликсир ― из трав, семени рыб и истолченного в порошок изумруда. Этот порошок называется „покровы Говорящих“. Потом я им обмажусь с ног до головы, и ты, Эгин, меня увидишь…»

И Эгин все-таки увидел. Да, Знахарь и Дотанагела по-прежнему ― сидели друг напротив друга. Но теперь Эгин видел, что все это время они находились в обществе Говорящих Хоц-Дзанга. Киндин и Фарах («До чего же они страшные!» ― мелькнуло в голове Эгина) образовывали вторую пару сидящих друг напротив друга в таком же оцепенении, как и Знахарь с Дотана-гелой. А в центре квадрата, образованного неподвижными фигурами этих четверых, стояла, вытянувшись в соляную статую, обнаженная Тара, и ее глаза были закрыты, и она тоже служила их общей цели.

А потом Поющая Стрела отыскала свою добычу.

Внешность наконечника Поющей Стрелы суть есть железо, которому придана форма лаврового листа. А внутренняя наполненность наконечника Поющей Стрелы суть есть измененная музыка двойной флейты Шета оке Лагина. Внешность наконечника Поющей Стрелы сотворена, дабы разить теплую плоть. А внутренняя наполненность Поющей Стрелы ― дабы разить тайноплотную нежить.

Поэтому когда Поющая Стрела отыскала свою добычу, видимую благодаря «покровам Говорящих», на боевой площадке умирающей воительницей взвизгнула флейта, вот только никто не увидел игреца. Вместе с последней нотой тайноплотная нежить по имени Фарах перестала существовать, окончательно слившись с Гулкой Пустотой. «Покровы Говорящих» на месте ушедшего в небытие Фараха держались еще несколько мгновений, а после опали.

Все изменилось. Дотанагела, Знахарь, Киндин и Тара мгновенно вышли из оцепенения, ибо без Фараха они больше не могли отводить Танец Садовника от Хоц-Дзанга. Невидимый, но непреодолимый для Танца купол исчез.

Прежде чем Говорящие успели покинуть боевую ― площадку, следующая стрела гнорра заныла в тайной плоти Киндина.

Лагха Коалара стрелял вслепую. Он не знал, проявило ли изумрудное снадобье тела Говорящих. Он не знал, поразили ли Поющие Стрелы цепных псов Хоц-Дзанга. Он знал только, что в его колчане остались две Поющие Стрелы. Не больше и не меньше.

Гнорр опустил лук и дунул в дудочку. Оп! ― тихая, печальная нота. Но отнюдь не ревущее пламя, милостивые гиазиры! Отнюдь!