Третье откровение - Ральф Макинерни

И что теперь? Габриэль завел об этом речь с Игнатием Ханнаном.

— Это ведь краденая вещь?

— Ну, вы рассуждаете слишком прямолинейно. Как я уже говорил, в музеях полно экспонатов, скажем так, с очень сомнительным происхождением.

— Краденых?

Фауст пожал плечами.

— Краденых! — воскликнул Нат Ханнан. — Послание благословенной Девы Марии! Вот почему это преступление особенно кощунственно.

К этому Фауст оказался не готов. Объявляя о приобретении, новый директор «Приюта грешников» готовился купаться в лучах славы, ему же устроили настоящую взбучку.

— Почему не спасенных?

— Доктор Фауст, вы подготовили отчет? — вмешалась Лора. — С указанием на содержание документа?

— Немедленно этим займусь.

— Разумеется, сами вы прочитали послание, — продолжала Лора.

— Естественно.

— А эксперт, к которому вы обращались?

— Инагаки? Да.

— Кто-то еще?

Короткая пауза.

— Нет.

— Вы ответили не сразу, — заметила Лора.

— Я считаю жену своим вторым «я», а не кем-то еще.

— Зельда читала послание?

— О, нет. Нет! Но мы с ней его обсуждали. Как муж с женой.

Габриэль удалился, чтобы подготовить заявление, о котором говорила Лора.

— Ну?

Нат смотрел на нее, но Лора давно научилась определять, когда ему действительно нужен ее совет.

— Что ты собираешься сделать? — спросила она.

— Возвратить документ.

Возвратить не читая. У Игнатия Ханнана не было ни малейшего желания увидеть послание Богородицы, переданное через сестру Лусию и предназначавшееся Папе. Он искренне назвал кощунством то, как документ попал к нему в руки. После торжественного собрания драгоценный документ отправился в служебный сейф «Эмпедокла».

Габриэль Фауст принес отчет о новом приобретении. Нат его поблагодарил и попросил Лору переписать заново.

Отец Джон Берк встретил гостей в римском аэропорту на ватиканской машине. Он сел вперед к водителю, и первым делом они отвезли Хизер в монастырь бригиттинок на кампо дей Фиори, где она остановилась. Затем направились в каса дель Клеро рядом с церковью Сан-Луиджи дей Франчези. Берк уладил все вопросы. Он поднялся вместе с Трэгером в комнатку, больше похожую на шкаф, с комодом, письменным столом и кроватью, на вид шириной фута два. Трэгер бросил чемодан на постель.

— Спасибо.

— Здесь все очень скромно. Лора особо подчеркнула, что место должно быть тихим, а что может быть тише обители для священников?

Берк заверил, что соседи не будут приставать к гостю с вопросами и вообще не обратят на него особого внимания.

— Временные постояльцы то и дело меняются, а постоянные жильцы держатся вместе. Борода — это неплохо.

Что ж, последняя фраза все прояснила. Трэгер гадал, известно ли отцу Берку, что тот укрывает беглеца. Судя по всему, Лора рассеяла все сомнения брата, если они у него и были. Отец Берк протянул Трэгеру визитку.

— Здесь есть и номер моего сотового.

Трэгер поднес карточку к виску на манер салюта. И остался один.

Ванная размерами лишь немногим уступала самой комнате. Опустив чемодан на пол, Трэгер растянулся на кровати. Очень высокий потолок. Он принялся мысленно вычислять площадь в квадратных футах, сравнивая высоту стен с шириной комнаты. Положить бы ее набок.

Трэгер не жаловался. Живя у Хизер, он много размышлял. Требовалось еще время. Образ Беа, привязанной к креслу, возникал и исчезал. Дорогая, несчастная женщина. Работая в ЦРУ, Трэгер постоянно тревожился, как бы не навлечь опасность на Беа, но обошлось. Выйдя в отставку, он совершенно зря перестал волноваться.

Неужели Дортмунда тоже нет в живых, неужели он стал очередной вехой на кровавом пути Анатолия и подтверждение его смерти — лишь вопрос времени? Дортмунд уже много лет в игре, он пережил бесчисленные необъявленные сражения и заслужил тишину и покой домика у моря. Теперь Трэгеру казалось, что Дортмунд, отправляя его в Рим, чувствовал, что они оба возвращаются на поле боя.

Что ж, вот он снова прибыл в Рим, на этот раз ускользнув от ищеек, которые охотятся за ним по всем Штатам. Считая его слетевшим с катушек бывшим агентом спецслужб.

— Я не могу здесь оставаться, — сказал он Хизер, вернувшись домой после того, как обнаружил тело Беа.

— Да нет же, оставайся сколько нужно.

— Мой сейф взломали.

Хизер посмотрела на него.

— Документ пропал?

— Да.

Он рассказал ей про Беа. Странно, но существование зла нисколько не удивило Хизер.

Пока Трэгер жил у нее, она спала на кушетке внизу, в молельне, уступив ему комнату. Сама Хизер в этой комнате никогда не ночевала. Напротив была еще одна, поменьше, с голубыми стенами, ситцевыми занавесками, пейзажами в пастельных тонах и пушистым ковриком у кровати. Сначала Трэгер решил, что Хизер обычно спит здесь, но в конце коридора нашел еще одну спальню, с узкой кроватью, туалетным столиком и жалюзи на окнах. На стене, у изножья, висело очень большое распятие. На столике стояла копия статуи Богородицы в Фатиме. Через спинку кровати были перекинуты деревянные четки.

Трэгер нехотя признал мастерство Анатолия — не в убийствах, которые были по плечу любому из старой гвардии, а в том, как ловко он обработал средства массовой информации. Были ли у него помощники? И кто? После исчезновения Дортмунда Трэгер почувствовал, что остался совсем один. Быть может, определение «слетевший с катушек бывший агент спецслужб» не лишено смысла? А по-прежнему ли Карлос Родригес считает его уполномоченным представителем своего ведомства? Самое время выяснить.

Он набрал номер, лежа на спине и уставившись в потолок.

— Привет, Карлос. Я вернулся. Где мы можем встретиться?

— Помнишь Трастевере?

— Конечно.

— Закусочная рядом с «Сабатини».

— Когда?

— В два часа?

— В два часа.

Трэгер выключил телефон. Не было еще и полудня. Может ли он позволить себе заснуть? Перелет через Атлантику навстречу солнцу съел пять часов. Самолет сел в Риме на закате. Трэгер закрыл глаза.

Он отправился на Трастевере пешком, предпочитая узкие улочки вроде виа Монтероне, пересек площадь Витторио-Эмануэле и скоро оказался у моста. Центральная часть Рима, древний Рим, — очень компактное место. Трэгер несколько раз прошел мимо закусочной. Столики на улице были свободны. С третьего раза Трэгер зашел внутрь. Карлос сидел за столиком. Напротив него сидел Дортмунд.