Большое собрание сочинений в одной книге - Виктор Голявкин

– Залезь в шкаф и оттуда дергай, – сказал Вовка.

– Ничего себе команда собралась, – сказал я, – три мушкетера, один в шкаф, а другой куда? Вместе будем дергать. Тоже мне артиллеристы, противно смотреть на такую команду!

– Во-первых, я никуда не собираюсь… – обиделся Вовка.

– Вот и хорошо, что не собираешься! Огонь по Берлину!

Мы дернули. Выстрел не вышел.

Я заорал:

– Одна у нас дорога – на Берлин! Идут в атаку танки! Подпустить их! Пусть еще подойдут! Идут танки! Вы поняли? Танки идут!!!

– Да поняли мы, – сказал Толик, – ну танки, ну и что?

– …колонны машин приближаются! Так… так… придвигаются… давайте, давайте… ближе, гады… еще… так, еще…

– Скоро они наконец придвинутся? – спросил Вовка. – Лично я целюсь в самолет, который пикирует на отца.

– Пока не стрелять! – орал я.

– Мы пришли сюда стрелять! – торопился Вовка. Возможно, самолет уже пикировал на его отца, но танки еще не совсем подошли.

– Спокойненько…

– Чего спокойненько? – не выдержал Вовка. – Давай дергать!

– Спокойненько, фашисты придвигаются, ползут! – Каски я принимал за танки, входя в раж все больше и больше. – Подпускайте их ближе!

– Давно уже подпустили, – сказал Толик.

– Не бойтесь! Пусть идут! Пусть, пусть они идут! – Я прыгал и орал.

– Пусть они идут, а мы в таком случае пойдем домой, – сказал Толик.

– Стоять на месте! – надрывался я. – Ни в коем случае не отступать!

– Никто и не думает отступать, – сказал Вовка, – хватит тебе кривляться.

– Огонь! – крикнул я, и мы задергали за свою веревочку, но выстрела опять не получилось.

Мы дергали и дергали.

– Танки горят! – вопил я. – Колонна остановилась!

– Чего это они у тебя горят, если выстрела не было? – сказал Толик.

– Горит колонна! – Нисколько я его не слушал, колонна сейчас горела, фашистская колонна пылала, вот что было важно! Должна же она, в конце концов, гореть.

Толик щупал каски, повторяя, что это не танки. Вовка уверял, что сбил самолет, каждый нес свое и размахивал руками; шуму больше, чем на войне.

– За сбитый стервятник, – сказал я, – за спасение своего отца… – и повесил на грудь Вовке геройскую звездочку.

Он походил по комнате со звездой Героя, такой молодой и прославленный, звездочка покачивалась и поблескивала, а он вышагивал довольный, гордый, будто и в самом деле Герой.

– Теперь мне, – сказал я.

Награждались по очереди, ведь звездочка была одна. И Вовка снял нехотя свою награду за подбитый самолет и повесил мне за разгром танковой колонны.

– А мне? – спросил Толик.

– А тебе за что? – сказал Вовка.

– Дергал с вами вместе – значит, и мне полагается.

– Куда же ты стрелял?

– По каскам.

– Он стрелял по каскам! – засмеялся Вовка. – И за это ему полагается звездочка? Да кто же получает такую награду за стрельбу по каскам, ты в своем уме?

– А вы куда стреляли? – разволновался Толик. – Не по каскам?

– В самолет я стрелял, в мессершмитт! Сбил его. А он танки подбил. Петя подбил танковую колонну, пока ты каски колошматил.

– Несправедливо поступаете! – взвыл Толик. – Вместе мы дергали, не выдумывайте чего не было!

– Ну, сколько ты фрицев уничтожил? – подсказывал я. – Ты бил по пехоте? Ведь верно, ты бил по пехоте?

– По каскам, а не по пехоте, – таращил глаза Толик.

– Ну и ничего тебе не полагается, – сказал Вовка. – Неужели ты не можешь сказать, что бил по пехоте? Как же мы тебя награждать можем, если ты такое заявляешь? Да за это тебя надо с войны выгнать, раз ты по каскам шпаришь, а не по фрицам.

Но Толик таращил глаза и не понимал. Не мог он понять, бедный Толик, что не имеем мы морального права награждать его таким званием за стрельбу по каскам.

– Сговорились и выдумали каких-то фрицев, – обиделся он.

– И ты выдумай, – обрадовался я, решив, что теперь-то он понял, в чем дело.

– Выдумывайте сами, – сказал он обиженно.

– Пальнем-ка еще, – предложил я.

– Я не хочу, – сказал Толик.

– Вот за это мы тебя не любим, – сказал Вовка, – вечно увиливаешь, какой ты Герой.

– А если буду – наградите?

– Торгуется, как на базаре, – сказал Вовка, – да ну его. Герои не ради наград совершают свои подвиги, пора бы знать.

– Я вам патрон дал, а вы…

– Где это слыхано, чтобы за патрон званием Героя награждали?

Он вдруг надулся, стал красный.

– И не надо! Все у вас ненастоящее, и звездочка у вас ненастоящая, а у меня патрон настоящий!

– Ты звездочку не тронь, – сказал я. – Не наша это звездочка. Ничья. Не Вовкина и не моя.

– Чья же это звездочка? – таращил глаза Толик.

– Не твоего ума дело, – сказал я и спрятал звездочку в коробку.

– Вот народ, ну и народ! – замахал Толик руками. – С таким народом лучше не связываться.

– Мы народ отчаянный, – сказал я, – с нами лучше не связываться.

– Ну и оставайтесь, – обиделся Толик, собираясь уходить.

– А патрон-то остался! – крикнул я, и Толик тоже остался.

Я вынул патрон из карабина, но Вовка у меня его выхватил.

– Тяжеленький… – сказал он, подбрасывая патрон на ладони.

– А вдруг он холостой, – сказал я, – мало ли что тяжеленький. Может, он учебный или еще какой.

Попробовали вытащить пулю, но нам не удавалось.

– Минуточку, – сказал я, – давайте-ка его сюда. Мы его сейчас проверим.

– Ты куда? – крикнул Вовка. Но я уже был в кухне. Положил патрон на железную подставку. Зажег газ. Ничего с ним не случалось. Лежал себе и грелся, и я перевернул его, чтоб он погрелся с другой стороны, а острие пули направил на чайник. Пусть в чайник, не в меня.

Сел на стул возле плиты.

– Чего ты там делаешь? – закричал Вовка.

Я смотрел на патрон. Ничего я не делаю, сами-то они чего там делают? Подсунул нам Толик холостой патрон, без всякого сомнения. Не может боевой патрон так спокойно на подставке жариться.

Звал меня Вовка. Они там чему-то смеялись, а я смотрел на патрон.

Как вдруг дверь стала медленно открываться, от ветра, что ли, и я бросился ее закрыть.

Вошел Павел. В это время раздался грохот, а потом звон в ушах, и будто зазвенели вдалеке колокольчики. Настоящий взрыв!