Арктический клуб любителей карри - Дани Редд

Что мир – не просто хаос.

– В такой формулировке звучит вполне рационально.

– Не может быть, чтобы совсем ничего не было, – непременно должно быть что-то связующее, удерживающее все вместе.

Мы пили кофе. Я гадала, что, по его мнению, все связует и держит. Может, любовь. Хорошо, что он не произнес этого вслух, а не то пришлось бы поднять его на смех – чисто из долга перед обществом. Британцы не в состоянии обойтись без саркастических замечаний, когда слышат что-нибудь сентиментальное или пафосное.

– А как там твои? – спросил он.

– То так то этак. Папа с Умой сильно поссорились. Я уговорила его ехать за ней и попробовать помириться, но с тех пор ничего от него не слышала.

– Из-за чего весь сыр-бор?

– Очередная семейная тайна… – начала я.

К тому моменту, как я заканчивала рассказ, мы с Джобином держались за руки. Я сама не знала, кто первым к кому потянулся через стол – я к нему или наоборот.

– Сколько на тебя свалилось всего, – сказал он.

– Не могу отделаться от чувства вины. Сама не пойму почему.

– Скорее всего, из-за того, что ты выжила, а твоя мама умерла. Или из-за того, что ты не сумела ее спасти. Но ты ни в том ни в другом не виновата. Ты была совсем маленькой. И ни на то ни на другое повлиять не могла.

Логической частью мозга я знала: он прав. И все равно всем телом ощущала вину – она дрожала, вибрировала во мне, точно протяжное эхо музыкальной ноты. От такого чувства за несколько коротких дней не отделаешься. Тут надо работать и работать, иначе выздоровления не видать.

– Она страдала, а я обо всем забыла. Это ее травма, а я выставляю это в таком свете, точно все обо мне.

– Ничего подобного. Ты вспоминаешь ее, узнаешь, через что она прошла. Нельзя не испытывать боли, выяснив, что человек, которого любишь, много страдал.

– Наверное, ты прав. Сейчас у меня все слишком закручено. Ужасно хочется вытащить этот клубок из головы и распутать, – сказала я.

– Дай себе время – и уверен, ты справишься.

– А ты обо всем этом знал? – спросила я.

Джобин покачал головой:

– В тот год папа получил повышение, и мы перебрались в Гонконг. Мы приехали на похороны, а ты даже не смотрела на меня. Помню, я обиделся, хоть это было и глупо. Ты же горевала.

– Так жалко, что я не помню, как мы с тобой дружили, – сказала я.

– Может, оно и к лучшему. Один раз я остриг тебе волосы, а другой – убедил сунуть в нос голову человечка лего.

– Зато ты отдал мне свое кулфи, – напомнила я, радуясь, что он заговорил другим тоном.

– Это да.

Я посмотрела на его доброе, угловатое лицо, внезапно словно впервые замечая изгиб его губ, очертания подбородка. И какие у него длинные ресницы – за такие ресницы богатые жительницы Лондона платят огромные деньги. Как будто я вдруг увидела его в фокусе, яснее и четче, чем прежде.

– Как я рада, что мы снова встретились, – промолвила я.

– Да. Я тоже.

Мы так и держались за руки.

39

Когда Миккель лихо опрокинул в себя стаканчик, глаза у Джобина так и распахнулись.

– Но утро же.

– Это рыбий жир. Очень полезно. Хочешь попробовать?

– Ага.

– Ужасная гадость, – предупредил Адам.

– Вот теперь мне совсем уже любопытно, – сказал Джобин.

Миккель налил ему небольшую порцию.

– Давай до дна.

Джобин залпом проглотил содержимое стаканчика – и его чуть не вырвало к вящей радости Миккеля.

– Говорил же тебе, – пожал плечами Адам. – Заешь чем-нибудь, чтобы вкус перебить.

Из глаз Джобина текли слезы. Он потянулся к чашке кофе.

Я очень нервничала, как пройдет знакомство Джобина с Миккелем и Адамом, особенно учитывая, каким резким становился Миккель, когда ему кто-то не нравился. Но все прошло гораздо лучше, чем я ожидала. Начать с того, что Джобин явился с подарками: бутылка хорошего вина, потрясающая копченая утка, французская горчица и даже коробка пирожных-макарон из аэропорта.

Потом он научил всех карточной игре под названием тин пати. Миккель, уже успевший заскучать от положения выздоравливающего, особенно проникся.

– Поиграем еще? – с надеждой спросил он.

Я покачала головой:

– Прости, Миккель, мы отправляемся с Адамом к ледяной пещере.

– А сколько народу едет?

– Пятеро, не считая их двоих, – ответил Адам.

– А с Ритой на собачьих упряжках?

– Семья из четырех человек.

– Мне казалось, их вроде шесть? – спросил Миккель.

– Была еще одна пара, но они с утра отменили, – объяснил Адам.

Миккель нахмурился.

– Считай, практически не окупается. Надо как-то поднимать вы…

Он закашлялся и не договорил.

– Микки, не нервничай. Не переживай. – Адам сунул ему в руку стакан с водой.

– А вообще, где Рита? Она уже опаздывает, – сказал Миккель, отдышавшись.

Рита появилась только минут через десять, и я заметила, как трясутся у нее руки, когда она наливает себе чашку кофе. Под глазами у нее темнели фиолетовые синяки, и в целом она выглядела так, словно ей самой надо было выздоравливать.

– Да у нас никак похмелье? – спросил Миккель.

– Угадал, – мрачно отозвалась Рита.

– Прокатишься на собаках – проветришь голову, – сказал Адам.

– Не только голову, – встрял Джобин. – Я от спального домика дошел сюда – чуть не закоченел насмерть.

– Не дрейфь, у нас найдется запасной комбинезон, – сказал Адам.

Рита перевела взгляд на Джобина, как будто только его заметила.

– Привет.

– Привет. Я Джобин. А вы Рита, да?

– Она самая.

– Как вам удается выносить эту холодрыгу?

– Я к ней привыкла. Я из Монтаны.

Может, у Риты и было похмелье, но Джобин годами оттачивал умение находить подход к людям, так что и через десять минут они все еще болтали, теперь уже – у кого какие домашние животные были в детстве. Семья Джобина подобрала косоглазого уличного кота по имени Уинстон, а Рита росла с бордер-колли по имени Люси.

– Помню, как-то раз она застряла на крыше, – сказала Рита. – Мы ее, заразу, несколько часов искали. Подозреваю, она ловила белку.

– Потрясающе, – сказал Джобин.

У Миккеля зазвонил телефон.

– Йа, алло?

После короткой паузы он ответил что-то по-норвежски, очень серьезно и с серьезным видом. Рита с Джобином перестали болтать, а Миккель поднялся из-за стола и вышел на кухню. Я вопросительно посмотрела на Адама:

– Что стряслось?

Он пожал плечами:

– Понятия не имею. Но у Миккеля тетя уже довольно давно болела.

– Только этого ему сейчас не хватало, – сказала я.

– Ну особым потрясением это не будет. Ей девяносто, а то и больше. И если вы считаете, что у Миккеля язык острый…

– Ты с ней знаком?

– Миккель разговаривает с ней по Скайпу каждую неделю.

Через пять