Тамбовский изгнанник - Татьяна Анатольевна Нурова

Никита задумался, — а он не напугается, сам знаешь, что может в лесу встретится.

— Ну так у тебя лагерь в безопасном вроде же месте, совсем в глушь бы его и не брал пока, а так подумай, пока ты по лесу сбегаешь он тебе и еду приготовит и поможет разобрать травы и дотащит, — предложил Валентин, — думаю, что сможешь хорошо ученика за два, три сезона обучить.

— Я тоже пока подумаю, привык в одиночку работать, твое предложение меня просто огорошило.

— Если что через Мефодия сообщи, — крикнул уже уходя Валентин.

— М- да и что мне с учеником то делать, — пробормотал Никита входя обратно в дом.

— Гонять и учить, соглашайся, — как чертик из коробки вынырнул Домовой, — Валентин хоть и проверяет травы, а все равно сомневается в тебе поэтому и предлагает с собой ученика взять, а тебе что скрывать, бери, как ты ходишь, так он быстро с тобой упарится. — А тебе с травником еще работать, так что соглашайся, а пока давай чаек попьем, — предложил Птах уже суетясь у стола и притащив вместо керосинки канделябр. — С ним как-то уютней, — застеснялся он, — и так празднично.

Домовой правильно рассуждал, Никита все-таки еще чужак хоть и влился уже в местную жизнь и придется ему потаскать ученика, так что сделать, если получится сегодня убить некроманта так лес станет безопасней.

Никита попив чай снова прилег, он нервничал, стараясь загнать страх поглубже и не стыдился своих чувств. Всегда страшно, когда ты что делаешь и только глупец не признает этого, а ему сегодня предстоит сложная и кровавая охота. Часов в девять вечера Домовой принес Никите стакан с густой жидкостью темно бурого цвета. Выглядела она отвратно. Но Никита выпил не морщась, хотя и вкус был тоже не очень.

— А, чего так много то? — спросил он.

Обычно зелья он принимал глотками, а тут полный граненый стакан.

— Так надо, не бери в голову, — тихо прошелестел Домовой.

Когда они разбирали после ремонта вещи, Никита нашел старый перештопанный комбинезон камуфляж, все выкинуть его было жалко и сегодня он решил его использовать в последний раз. Они с Домовым уже все обговорили подробно, и Никита просто ждал. Вот вроде все звуки затихли, даже строители угомонились, тоже вымотались и доделывали последнее уже днем.

— Пора Хозяин, удачи тебе, выходи спокойно, фонари у дома не будут на тебя сегодня реагировать.

Никита молча накинул небольшой рюкзак на плечи, переоденется он уже в своем лагере, и присев на секунду на табуретку, — на удачу, не мешкая вышел во двор. У бани в его огороде еще суетились строители, но Никита их обошел бесшумно, сделав петлю. Действие зелье сначала он не почувствовал и даже хотел потихоньку от Домового принять свое, но заколебался и все-таки решил тому доверится. Те препараты которыми пользовался Никита давали резкий эффект, только принял и с болью улучшалось зрение и слух, движения становились неуловимо быстры, правда и откат тоже был резким и очень болючим даже для здорового охотника, человека он бы наверняка убил. Зелье же Домового действовало мягко, Никита выйдя на улицу ослеп, а через несколько секунд очертания предметов стали проступать и вскоре он видел, как днем. Слух тоже не ударил ушам, а Никита стал слышать все на что он смотрел и пытался услышать, но не все сразу. При движении тот же эффект, пошел он тихо и бесшумно как обычно и незаметно нарастил темп, две три секунды, и он в лесу оставив жилые дома далеко за спиной. Дорогу ему Леший открыл, и он был у лагеря уже минут через десять неторопливого бесшумного бега, ощущения от зелья были невероятными, давно забытая легкая движения, быстрота, все это вызывало восторг, и Никита заставил себя успокоится. В лагере он переоделся, на голое тело натянув только комбинезон, раскрасил лицо специально краской чтобы не выдать себя белым пятном лица в темноте, одел тонкие перчатки, оставил в лагере все свои вещи, достал из тайника арбалет, проверил его и в путь по новой открытой волшебной дорожке, — сегодня у него инспектором дорожного движения работал сам Хозяин леса и Никите везде был зеленый цвет. Никита переживал и-за девочки которую привезут сегодня подростки, ему хотелось ее спасти, понимая, что шансов на это мало. Дорога к усадьбе губернатора тоже заняла несколько минут, Никита залег на удобном месте и стал слушать разговоры охраны. Ну почему он решил, что они приедут к вечеру, оказывается подростки приехали с девушкой с утра и давно развлекаются в усадьбе запретив прислуге входить. Чувство, что он уже опоздал с помощью ударило его больно, хотя он прекрасно понимал, что в этот дом днем ему никак не попасть и не уйти из него тем более. Охранники испытывали непонятную тревогу всегда, когда в усадьбе появлялись молодые господа, понимали, как те развлекаются, вернее думали, что понимают. Они ведь считали подростков просто насильниками, которые откупаются затем от девчонки. Ведь каждый раз очередная девушка выходила из дома сама своими ногами и не жаловалась некому, то что она уже мертва им и в голову не приходило. Они потихоньку друг от друга уже по нескольку раз приложились к бутылке и теперь несли службу в немного сонном состоянии. Остальная прислуга выйдет на уборку только завтра и тоже сидит эту ночь пока мальчишки гуляют, безвылазно в своем доме. Никита бесшумно пробежал усадьбу по кругу, с другой стороны леса, рядом с дверью для прислуги был только высокий забор без охраны. В обычные дни охранники периодически обходили территорию, но сегодня им было страшно, и они сидели в своей будке у ворот тихо напиваясь и прислушиваясь к звукам из дома. Хотя в доме была прекрасная звукоизоляция, а окна плотно завешаны. Дом был темен и глух, выглядев пустым. Никита ловко и бесшумно влез на забор, свет был только возле ворот и дома прислуги, так что его могли заметить если бы только стояли у двери господского дома. Дверь оказалась незапертой, нет Никита мог бы вскрыть ее легко, но зачем шуметь и оставлять следы взлома. Приоткрыв на секунду дверь он вскользнул в нее, осторожно закрыл и прислушался. Нет, никто его не заметил, а днем бы он был как на ладони, укрыться во дворе было негде. Никита осторожно прислушался, в доме тоже было тихо, только сонное сопение и мерные шаги одного человека доносились сверху со второго этажа. Внизу было темно, не горела ни одна лампа.