Через розовые очки - Нина Матвеевна Соротокина

о нашем разговоре и ни в коем случае не спрашивай название места, где ты родилась.

— Это почему еще?

Тетя Кира затянулась сигаретой, изящно стряхнула пепел.

— Если он тебе раньше этого не рассказал, значит, не счел нужным. И ему неприятно будет, что это Кира приехала и разоткровенничалась.

— Почему? Я не понимаю, — уже кричала Даша.

— А тебе и не надо понимать.

— Теть Кира. Вы уедете в свою Америку, а я здесь останусь одна со своими мыслями. Я же с ума сойду. Вы мне лучше все объясните, а папа ничего не узнает.

Кира Львовна долго молчала, подперев щеку рукой и прихлопывая в раздумье губами. Этот хлопающий звук совершенно доконал Дашу и она крикнула резко:

— Ну!

— Все это только догадки, — осторожно сказала тетка, — потому что я, как говорится, свечку не держала и свидетелем не была. И догадки это не мои, а Аллы Яковлевны, царство ей небесное.

— Бабушка не любила маму.

— Вот — вот. Поэтому догадки эти не принимай на веру. Если бы ты родилась по дороге туда, то, значит, появилась на свет пятимесячной. А ты выглядела тогда как совершенно нормальный, доношенный ребенок. Была, правда, очень маленькой и весила мало, но вполне доношенной.

— Но этому двадцать пять лет, как вы что‑то можете помнить? А бабушка… Откуда она могла знать?..

— Все, баста! Я тебе ничего не говорила, ты ничего не слышала.

Больше Даша эту тему не поднимала, но тетя Кира уже не могла остановиться. Она решила, что достигла в откровениях с племянницей достаточно высокой планки, а потому стала как‑то уж очень вольна в разговорах и предположениях. При этом она разговаривала не с Дашей, а сама с собой, словно кроссворд решала вслух, ожидая от племянницы подсказки. Скажем, варит овсянку к завтраку, пробует, обжигается, косится, на сидящую за столом Дашу.

— Ты же совершенно не в нашу породу, — то ли вопрос, то ли утверждение. — Должна же была хоть как проявиться наша кровь! Ничего общего. Такая же белесая, как мать. Эти глаза… словно синьку в ванну пипеткой накапали, очень неконцентрированная синева.

В следующий раз так же, как бы между прочим, она заявила Даше, что та и на мать не похожа. Она отлично помнить Ксению — ничего общего. И уже перед самым отъездом, так сказать, под завязку, была выдана главная "информация к размышлению" :

— Не могла Ксения поехать просто так, никуда. Чтобы скрыть от родни дату рождения ребенка, вовсе не надо было уезжать из Москвы. Муж в экспедиции, свекровь на даче. Уехала к подруге, и рожай там на здоровье. Ан нет, она куда‑то с Ярославского вокзала отправилась. Она ехала к определенному человеку. Ее ждали, вот что.

За две недели пребывания в их квартире тетка настолько надоела Даше, что она перестала прислушиваться к ее словам. В довершение всего Курица умудрилась поругаться с отцом из‑за ерунды: имеет ли, вишь, или не имеет право Лужков устраивать в столице такое ликование, когда весь народ бедствует. И что это за дата такая — 850 лет! Не настолько круглая дата, что деньги на ветер пускать и дождевые облака разгонять. Экономной в этом случае выступала тетя Кира, заморская мышь, а отец кричал, что народу необходим праздник, да, Неглинка течет по мраморному дну, да, фонтаны с конями, и правильно, что храм восстановили, и не Кире считать деньги в чужом российском кармане.

— При чем здесь православный храм? Тебе‑то до него какое дело?

— Дело не в том, что он православный. Сами его разрушили и сами восстановили — это главное! Храм — это символ победы двенадцатого года, это символ нашего упрямства и, если хочешь, верности традиции и истории!

Потом перешли на Ельцина. Кира рыдала, отец колотил кулаком по столу. И когда тетя Курица отбыла, наконец, в свой Детройт, Даша вздохнула с облегчением и выкинула из головы "тайну рождения".

Могла ли она предположить, что будет потом пытаться вспомнить каждое Кирино слово и корить себя, почему слушала вполуха, почему не пристала к отцу с расспросами. Уж он‑то, добрая душа, вспомнил бы все подробности ее появления на свет. А теперь вот кусай локти, гадай на кофейной гуще и жди, когда позвонит Варя, которой она дала свой телефон, и получила обещание позвонить завтра же.

От автора

Эта история, при всей ее литературности и невероятности, произошла на самом деле. Не все подробности я знаю, кое‑что пришлось додумывать, кое‑что присочинить. Не буду врать, что герои этой повести, которые, по скромности, а также из‑за полного неприятия передачи "Наш дом", не поведали о ней с телеэкрана, решили обнародовать ее через меня. Ко мне они явились не с сюжетом, а за помощью. Можно сказать, сюжет сам на меня упал, как кирпич. Но кирпич не разбил мне голову, я его поймала. И теперь надеюсь, что герои, узнав себя в данном повествовании, не будут иметь ко мне претензий, поскольку я изменила не только их имена, но и профессии.

Бог ты мой, кто только не писал о близнецах! Здесь имеют место быть "Принц и нищий", " Козел отпущения" Дафны Деморье, куча телевизионных комедий и жутких триллеров.

Взяться еще раз за тему близнецов заставила сама жизнь. На моем рабочем столе валяется куча мусора: цитаты, заметки, вырезки из газет, записные книжки — мозаика нашей жизни. Все тексты поют каждый о своем, и каждый — тема для романа. И о чем писать? Я могла бы пренебречь затасканным сюжетом, но соблазн слишком велик. И потом, у меня только женский ум, жизнь, какой бы ужасной она ни была, я вижу через розовые очки. Талантик у меня небольшой, домашней выпечки, как говорится. По мне и шапка. Право слово, этот сюжет — лучший.

Для себя в романе я тоже нашла нишу, поскольку въяви была участницей событий. До времени я спряталась за литературного героя, как за стенку. По ходу прочтения вы меня обнаружите.

Не надо без конца повторять, что мы живем в трудное время. Мы живем в чрезвычайно интересное, очень "незастойное" время, в котором совершенно невозможно просчитать ситуацию заранее. А ведь любопытно — что там, за поворотом? Даже если у нас лично, я про телеэкран я не говорю, ничего чрезвычайного не произойдет, то отличное от сегодняшнего все равно случится. И мы вдыхаем в себя спертый воздух привычки, кашляем, задыхаемся, а потом, с