Рождественский магазинчик Флоры - Ребекка Рейсин

прокатиться вместе.

– Как она услышит? – спросила я.

– Я ей скажу!

– Ты доставишь мне столько неприятностей. – И я радуюсь этому, потому что я ужасный, ревнивый человек и ничего не могу с собой поделать.

– Я знаю, разве это не забавно? – Ее голубые глаза сияют озорством.

– Ну, так чего же ты ждешь? Поехали!

Мы идем навестить Каролину, которой нравится идея вмешательства, и она думает, что Коннор станет другим человеком, как только прокатится на санях с ее драгоценным северным оленем.

– Я вам дам пушистый плед и милого, северного оленя, а ты принеси шампанское и все для пикника…

Я начинаю.

– Шампанское и пикник? Разве это не немного… романтично?

Каролина и Ракель обмениваются взглядами, и если бы я не знала их лучше, сказала бы, что у них идет своя собственная операция.

– Нет, все так делают. Все это часть поездки. Мне запрещено продавать алкоголь, потому что у меня нет лицензии; иначе это было бы частью пакета.

Полагаю, в этом есть смысл.

– Ладно. Я смогу, если это для общего блага.

Она лучезарно улыбается мне.

– Завтра вечером встретимся на опушке леса у восточных ворот.

– Восточных?

– Рядом с санной трассой.

– Там есть трасса для катания на санях?! Почему я слышу об этом только сейчас? Хорошо.

– Там ты найдешь большой красный знак с санями и увидишь северного оленя. Обычно я не оставляю своих клиентов в лесу, потому что мы находимся за Полярным кругом и все такое… но есть небольшая хижина, украшенная к Рождеству, которую мы используем для романтических перерывов. – Я начинаю протестовать, но она быстро продолжает. – Не то чтобы это было романтично или какая-то интерлюдия, но это теплое, сухое место, где можно насладиться блюдом с едой, пока олени бегут обратно на базу и отдыхают. Там рождественские огни, и это действительно очень веселая хижина.

– О’кей, звучит классно. – Я не уверена, что меня запрут в хижине, поскольку это может быть неправильно истолковано, но, полагаю, я легко смогу объяснить, если он забеспокоится. Кроме того, в этом уютном домике будет очаровательно празднично, так что он увидит, что Рождество – не просто пластиковые подарки и кредитные карточки, а северный олень, который унесет его в лес, чтобы он мог радоваться этим моментам и находить время ценить их. Кто знает, может быть, в следующий раз он увезет туда Айне. Я выбрасываю эту мысль из головы.

Кому бы не понравилась частная прогулка на оленях по заснеженному лесу Лапландии, кульминацией которой станет праздничное застолье с распитием бутылочки хорошего шампанского?..

Глава 28

Когда я ложусь спать той ночью, я звоню Ливви по видеосвязи.

– Эй! Разве ты не милашка, вся такая закутанная? – На мне рождественский комбинезон, два одеяла, шапочка и варежки, и мне все еще холодно.

– Симпатичная – да, это я.

Она смеется.

– Как там у вас дела? – Она вглядывается в экран. – Что, черт возьми, происходит? Почему у тебя такие красные глаза?

Я пытаюсь сдержать неизбежное подрагивание губ. Кажется, в эти дни я не могу совладать со своими эмоциями.

– Я почти уверена, что у Коннора была связь с Айне на одну ночь, или это могло быть трехдневное увлечение, или, может быть, восьмидневный роман, или даже…

– Прекрати, Флора! Что случилось?

Я гружу Ливви всей этой грустной сагой и тем, что именно подразумевала Айне.

– И я знаю, что все это звучит так по-детски…

– Вовсе нет, дорогая, тебе можно чувствовать все, что ты захочешь!

– Но дело в том, что я думаю, что влюблена в этого чертова дурака, а теперь он ушел и все испортил.

Она задыхается.

– Я так и ЗНАЛА! Нет, дорогая, нет – это не может так закончиться!

Я печально качаю головой.

– Так и должно. Коннору это все равно неинтересно.

– Откуда ты это знаешь?

– О, может быть, потому что он продолжает говорить «нет», когда я приглашаю его поужинать или выпить.

– Это может быть ради самосохранения. Ты довольно плохо готовишь.

Я свирепо смотрю на нее и каким-то образом умудряюсь рассмеяться, но я знаю, что она права. Какая ирония судьбы, что Айне получила жалобу на пищевое отравление, в то время как я мастер в этом деле.

– Ты не понимаешь, не так ли? Это последнее препятствие для нашего героя и героини! Это то, над чем им приходится работать, чтобы мы, зрители, знали, насколько они готовы бороться друг за друга. Это чертов план Hallmark, воплощенный в жизнь, и если ты сможешь с этим справиться, тебе суждено обрести свое вечное счастье! – Она хлопает в ладоши и на экране все выглядит очень убедительно.

– Лив, спасибо, я понимаю, правда. Но я не могу любить этого парня, если у него что-то было с Айне. Я просто не могу. И я знаю, ты думаешь, что все это ожившая романтическая комедия, но Коннор не чувствует того, что чувствую я, так что ты должна это учитывать. Ты действительно должна.

– Никогда! Посмотри на себя, Флора. Ты потрясающе красива, забавна и легкомысленна, и осмелюсь сказать – эксцентрична в лучшем смысле этого слова. Нет никого похожего на тебя, Флора. Там, наверное, на каждом углу есть Айне.

– Спасибо тебе, дорогая, какая ободряющая речь, какой подъем самолюбия. Ты лучшая из лучших, когда дело касается подруг. – Я вздыхаю. – Я сама не своя и не знаю, что делать. Ракель сказала, что здесь все как в чашке Петри, и она права! Поскольку мы все на глазах друг у друга, ситуация обостряется, и это просто сбивает меня с толку и вызывает неуверенность.

– Итак, почему бы тебе не спросить Коннора, что происходит между ним и Айне?

– Нет, если он скажет, что она ему нравится или это просто секс, я умру. И в конечном итоге возненавижу его, а я этого не хочу. – Я разочарованно выдыхаю. – Мне действительно нравится этот чертов дурак. В этом-то и проблема, Ливви, я взяла и влюбилась в парня, который не задерживается надолго на одном месте, у которого нет обязательств или отношений. Он возглавляет список ущербных героев Hallmark; пути назад нет!

– Путь истинной любви никогда не был гладким…

– Шекспир? Правда, Лив?

Она одаривает меня грустной улыбкой.

– Значит, ты не собираешься признаваться. Что дальше?

– Я могу смириться с тем фактом, что мы разные, что у него проблемы из прошлого, что у него всегда будет сердце кочевника и он никогда не осядет на одном месте, но одну вещь я никогда не смогу принять – человека, не верящего в Рождество.