Сентябрь - Розамунда Пилчер

— Что?

Пандора широко распахнула глаза и, ничего не понимая спросонья, удивленно уставилась на племянницу. Потом закрыла их, зевнула, потянулась.

— Я так дивно выспалась. Где мы?

— Возле Кейпл-Бриджа. Почти дома.

— Почти дома? Как, неужели уже совсем скоро Крой?

— Ты лучше сядь, сама увидишь. Как не стыдно, пропустила самое красивое, спала на заднем сиденье и храпела.

— Неправда, я не храпела. Я вообще не храплю.

Немного погодя Пандора все-таки сделала над собой усилие и села, откинула с лица волосы и зябко закуталась в шубку. Зевнула, поглядела в окно, и глаза ее стали огромными, в них вспыхнул свет.

— Так мы же… мы почти приехали!

— А я что говорю?

— Надо было давно меня разбудить. И дождь кончился, светит солнце. А зелень! Я и забыла, что зелень бывает такая нежная и яркая. Как приветливо встречает меня родной край! «О, Каледония, суровый, дикий край, ты истинная колыбель поэта!»[14]Кто это написал? Какой-нибудь старый дурак. Вовсе наша Шотландия не дикая и не суровая, она прекрасная, просто дух захватывает. Как я благодарна ей за удивительную красоту.

Пандора взяла свою сумочку, вынула расческу и стала причесываться. Глядя в зеркальце, подмазала губы, щедро надушилась «Пуазоном».

— Это я для Арчи.

— Ты не забудь о его ноге. Наверное, думаешь, он побежит тебе навстречу, схватит на руки и закружит. Если бы схватил тебя на руки, то, наверное, тут же и грохнулся бы.

— Да разве я такое позволю. — Пандора посмотрела на свои крошечные часики с бриллиантами. — А мы раньше времени. Сказали, что будем к пяти, а сейчас еще четырех нет.

— Мы очень хорошо ехали.

— Ты такой молодец, Джефф, — Пандора одобрительно похлопала его по плечу, будто собаку приласкала. — Отличный водитель.

Теперь дорога шла под гору. В самом низу «мерседес» легко вознесся на крутой пригорок Кейпл-Бридж, повернул налево, и перед ними открылась долина. Пандора подалась вперед.

— Поразительно, здесь совсем ничего не изменилось. Вот в этом домике когда-то жили муж и жена Миллеры. Они были ужасно старые. Он был пастух. Сейчас, наверное, оба умерли. Они держали пчел и продавали вересковый мед. Боже мой, я так разволновалась, давайте остановимся, я выйду. Нет, конечно, не будем останавливаться. Это все нервы.

Она снова положила руку на плечо Джеффу.

— Джефф, ты в своем репертуаре: молчишь, будто немой. Глянь на всю эту красоту, неужто словечка не вымолвишь?

Джефф широко улыбнулся.

— Конечно, здорово.

— Здорово — не то слово. И все это принадлежит нам, клану Балмерино из Кроя. Сердце колотится, как сумасшедшее. Домой, мы возвращаемся домой! Надо было надеть береты с перьями, и чтобы где-нибудь играла волынка. Люсилла, почему ты не позаботилась об этом? Надо было все заранее устроить. Я не была здесь двадцать лет, могла бы мне организовать такую встречу.

Люсилла засмеялась.

— Ты права, извини меня.

Теперь речка снова бежала рядом с дорогой, ближний берег густо зарос зелеными камышами, на другом были луга с мирно пасущимися стадами ухоженных породистых коров. На ярком солнце золотом горели убранные поля. Дорога описала плавный поворот, и перед сидящими в «мерседесе» путниками возникла деревня Страткрой — серые каменные дома, поднимающийся столбами дым из труб, шпиль церкви, манящие купы старых тенистых буков и дубов. Джефф сбавил скорость, они проехали мимо памятника погибшим воинам, мимо маленького здания епископальной церкви и оказались на длинной, прямой главной улице.

— Магазина здесь раньше не было! — В голосе Пандоры было возмущение и упрек.

— Верно. Его владельцев зовут мистер и миссис Ишхак, они пакистанцы. Теперь сюда, Джефф… поворачивай направо… в ворота…

— А луга где? Нет лугов! Вся земля вспахана.

— Пандора, ты же знаешь, что произошло. Папа тебе писал и обо всем рассказывал.

— Наверное, я забыла. Но как непривычно, как странно…

Впереди возник пригорок, под маленьким каменным мостом плескалась и шумела бурная речка Пенниберн. И вот аллея к дому…

— Приехали, — сказала Люсилла и, потянувшись к рулю, нажала ладонью на сигнал.

После обеда время в усадьбе Крой словно остановилось. Изабел и Арчи извелись от ожидания. Чтобы убить нескончаемые часы, Изабел поднялась наверх проверить, не упустила ли какой-нибудь мелочи, готовя спальни к приезду гостей. Нет, все в порядке, полотенца чистые, на столиках и на каминных полках цветы. Хэмиш решил погулять с собаками, исчез после обеда и до сих пор не появляется. Что же касается Арчи, то лорд Балмерино сервировал в столовой стол к ужину.

Сервировал не по своей охоте, а подчинившись давлению жены. Он совершенно не умел ждать, и с каждой минутой его нетерпение возрастало, он волновался, нервничал… Страшно подумать: любимая дочь и любимая сестра мчатся сейчас по шоссе, где то и дело происходят катастрофы, воображение услужливо рисовало ему в мельчайших подробностях столкнувшиеся машины, искореженный металл, трупы. Он то и дело глядел на часы, бросался к окну, услышав далекий шум мотора, не мог усидеть на месте ни минуты. Изабел попросила его подстричь траву на крокетном поле, но он сказал «нет», он непременно хочет быть дома, когда машина подкатит к крыльцу. Он встретит их сам. Удалившись в кабинет, принялся листать номер «Шотландца», но ни новости, ни кроссворд не смогли занять его внимания. Арчи бросил газету и снова начал слоняться по дому.

Наконец Изабел потеряла терпение, у нее и без того дел по горло, а тут еще муж мечется, как тигр в клетке.

— Арчи, если тебе не сидится на месте, займись, ради Бога, каким-нибудь делом. Ну, хотя бы на стол накрой. Чистые салфетки на серванте.

И быстро ушла наверх, окончательно рассердившись, а он остался один. Делать нечего, придется накрывать на стол.

В общем-то, он не имел ничего против такой работы. В прежние времена ее выполнял Харрис, так что ничего унижающего мужское достоинство в ней усмотреть нельзя. И летом, когда у них живут американские туристы, Арчи тоже всегда сервирует стол, он даже получает от этого занятия некоторое удовольствие, выполняя его по-военному тщательно, ровно раскладывая ножи и вилки, сворачивая конусом салфетки.

Ему показалось, что рюмки чуть мутноваты, он взял чайное полотенце и принялся протирать их, и тут вдруг услышал шум едущей в гору машины. Сердце Арчи замерло и тут же отчаянно заколотилось. Он посмотрел на часы — всего четыре. Нет, это не они, слишком рано. Он поставил рюмку, положил полотенце. Не может быть…

Его оглушил долгий пронзительный сигнал автомобиля, он разорвал в клочья послеполуденную тишину и прогнал прочь все сомнения.