История московских кладбищ. Под кровом вечной тишины - Юрий Рябинин

До революции на купеческо-крестьянском Даниловском кладбище почти не было захоронений ученого сословия, по нынешнему — интеллигенции. Самым значительным, а, может быть, и единственным, таким захоронением здесь была могила профессора Московского университета Петра Николаевича Кудрявцева (1816–1858) — одного из лидеров «западничества», крупного общественного деятеля, историка, товарища и преемника Т. Н. Грановского. Увы, могила этого крупнейшего для своего времени ученого не сохранилась.

На кладбище можно еще отыскать несколько могил лиц благородного звания: например, здесь похоронен директор коммерческих училищ действительный статский советник Александр Николаевич Глаголев (1851–1906). Впрочем, это не более чем чиновник, хотя и довольно высокопоставленный, но отнюдь не интеллектуал и мыслитель, как Кудрявцев. Зато могила Глаголева вполне сохранилась до нашего времени. Черный гранитный обелиск этого государственного служащего и сейчас в прекрасном состоянии стоит у северного фасада Свято-Духовской церкви. Или вот могила еще одного «статского генерала» в глубине кладбища: невысокая, можно сказать, не по-генеральски скромная, беломраморная часовня. Надпись на ней: Доктор медицины Действительный Статский Советник Гавриил Михайлович Воздвиженский. Скончался 10 ноября 1896 г. на 63 году от рода. А впереди могилы доктора медицины стоит гигантский восьмиконечный крест, какие можно увидеть разве на старообрядческих кладбищах, с надписью: Профессор Московского университета протоиерей Александр Михайлович Иванцов-Платонов. Скончался 12 ноября 1894 года. На Даниловском был также похоронен известный пианист, преподаватель Московской консерватории, Николай Сергеевич Зверев (1832–1893), — среди его учеников были Скрябин, Рахманинов, Зилоти.

Некоторые старые памятники на кладбищах и особенно надписи на них могут вызвать недоумение. Но тем интереснее отыскивать ответы на возникающие вопросы. Например, неподалеку от немалого обелиска д. с. с. Глаголева стоит гораздо больший черный обелиск — искусно выделанный в виде часовенки камень почти в два человеческих роста, на котором золотом написано, что… Здесь погребено тело Крестьянина Ярославской губернии Ростовского уезда села Поречья Александра Алексеевича Королькова, скончавшегося 10 декабря 1910 года. Жития его было 63 г. и 9 месяцев. В Супружестве жил 43 года. Не имея представления о дореволюционной российской системе сословий, невозможно понять, как это крестьянин удостоился такого величественного памятника. А дело в том, что до революции понятие «крестьянин» означало не профессию сельского жителя, как позже стало означать, а сословную принадлежность. Крестьянин не обязательно был лишь хлебопашцем. Он мог быть кузнецом, например, или еще каким-нибудь мастеровым и жить при этом в городе. Он мог быть ремесленником, заводчиком собственного малого или большого дела и даже эксплуататором. Например, известнейший в России книгоиздатель И. Д. Сытин, владелец нескольких типографий, на которых в 1913 году трудилось в общей сложности 1300 человек, и выпускавший четвертую часть всех отечественных книг, так и считался до самой революции крестьянином. То есть принадлежал к крестьянскому сословию по рождению.

К началу XX века уже не знатная родословная, а, прежде всего, величина состояния определяет положение человека. В 1912 году богатейший промышленник П. П. Рябушинский на банкете по случаю столетия текстильной фирмы Коноваловых подвел некоторым образом итог установившейся власти капитала. Между прочим, он тогда сказал: «Русскому купечеству пора занять место первенствующего русского сословия, пора с гордостью носить звание купца, не гоняясь за званием выродившегося русского дворянина». Разбогатевшие купцы и крестьяне к этому времени решительно во всем превзошли «благородных» — у них были богаче дома, шикарнее выезды, и, что самое удивительное, они зачастую были и более образованными, более просвещенными, потому что могли позволить себе, или своим детям, получить образование в лучших учебных заведениях Европы. Достаточно, например, вспомнить, что строитель и владелец железных дорог Савва Мамонтов учился пению у самых известных преподавателей Миланской консерватории.

Это «первенствующее место» занятое «третьим сословием» отчетливо заметно и на кладбищах: надгробия разбогатевших купцов и крестьян рубежа XIX–XX вв. не только дороже, как правило, дворянских надгробий, но нередко представляют собою и более высокохудожественные образцы. Потому что богатый крестьянин мог заказать памятник своему умершему родителю или склеп над его могилой у самого лучшего скульптора, у самого известного архитектора. Вот почему у крестьянина Королькова на Даниловском кладбище памятник больше и дороже, чем у покоящегося по соседству действительного статского советника.

В советское время на кладбище хоронили, конечно, уже без разбора социальной принадлежности покойного. И все-таки громких имен здесь как не было особенно прежде, так почти нет и теперь. Разве совсем единицы. На Даниловском кладбище в эти годы были похоронены: крупнейший языковед, член-корреспондент АН СССР Афанасий Матвеевич Селищев (1886–1942); историк, москвовед Михаил Иванович Александровский (1865–1943), автор «Указателя московских церквей» (М., 1915) и других работ; искусствовед и театральный критик Сергей Николаевич Дурылин (1877–1954), автор свыше 700 статей и монографий и воспоминаний «В своем углу», — кстати, сам он был купеческого рода, почему, может быть, и оказался на этом кладбище; Федор Николаевич Михальский (1896–1968), заместитель директора МХАТ по административно-хозяйственной части, впоследствии директор музея Художественного театра. В «Театральном романе» Михаил Булгаков изобразил его в образе «заведующего внутренним порядком» Филиппа Филипповича Тулумбасова: «Большей популярности, чем у Тулумбасова, — рассказывает М. А. Булгаков, — не было ни у кого в Москве и, вероятно, никогда не будет». Филипп Филиппович заведовал распределением театральных билетов.

Немного не доходя воинского мемориала, с левой стороны площади, у края, стоит довольно высокий черный четырехгранный обелиск с большим белым мячом на вершине и с короткой надписью: Воронин Валерий Иванович. 1939–1984. Заслуженный мастер спорта СССР. Этот памятник был установлен летом 2003-го. Прежде на могиле этого выдающегося спортсмена стояла мраморная белая плита, и тоже с футбольным мячом, вырезанным в виде барельефа в нижней части.

Сейчас уже мало кто помнит этого знаменитого футболиста шестидесятых с внешностью голливудской звезды. Во всяком случае, у могилы его редко когда кто-нибудь остановится. К новому, величественному памятнику, правда, теперь подходят чаще. Но похороны его в восемьдесят четвертом были, пожалуй, самыми многолюдными на Даниловском кладбище: чуть ли не весь ЗИЛ пришел тогда проститься с одним из лучших игроков «Торпедо» и всей страны. Вообще, Воронин — это тот тип советского гениального спортсмена — любимца миллионов, — не вполне реализовавшегося и плохо кончившего именно потому, что он был советским спортсменом. Будь он германским или бразильским футболистом, судьба его, несомненно, сложилась бы совсем по-другому.

Однажды, после какого-то зарубежного матча к Воронину и другим игрокам сборной подошел президент одного очень именитого европейского клуба с кипой контрактов в руках и предложил им собственноручно вписать любую сумму, за которую они согласны выступать за его клуб. Наши игроки не были изменниками родины, а именно так у нас квалифицировался возможный их положительный ответ на провокационное предложение западного импресарио, и они гордо и вежливо отказались. Советские футболисты не продаются! Они честно играют за зарплату на ЗИЛе или еще где-то. Какова же была «стоимость» Воронина, можно судить хотя бы по тому, что его, одного из немногих наших футболистов, приглашали играть за сборную мира. То есть он был удостоен высшей мировой оценки.