Во власти черных птиц - Кэт Уинтерс

Я открыла кулинарную книгу и узнала, как приготовить луковый сироп, наполняя банку чередующимися слоями лука, коричневого сахара и меда. Но чтобы быть готовым к употреблению, средство должно было настаиваться всю ночь. Когда мой живот начинал урчать, я останавливалась, чтобы съесть яблоко и выпить стакан воды, но мои перерывы длились не дольше пары минут. Я не могла позволить себе более продолжительный отдых.

Мне показалось, что ночь наступила раньше положенного. Тетю Эву все-таки записали в список ожидающих приезда скорой, но, когда бы я ни позвонила, чтобы уточнить время ее прибытия, диспетчер добавлял еще двенадцать часов ко времени ожидания.

– Я вам заплачу, – предложила я ему около полуночи. – Я заплачу вам, чтобы ее забрали поскорее. Бьюсь об заклад, к богатым вы приезжаете быстрее, чем к беднягам, которые гнут спины на верфях. Эта бедная женщина работает до кровавых мозолей ради боеспособности флота, а вы просто позволяете ей умереть.

– Мисс, ее имя в списке. Мы заберем ее при первой же возможности.

– Вы ненастоящий патриот. Вы не стопроцентный американец.

– Мисс…

– Простите, я говорю ужасные вещи. Я ненавижу, когда кто-то так говорит. Я уверена, что вы хороший человек.

– Мисс, у вас усталый голос. Вы тоже больны?

– Я как огурчик. Лучше не бывает. И погода прекрасная, верно? Чудесный день для чашечки чая с моим красивым умершим парнем и моей умирающей тетей.

– Мисс, вам необходимо поспать. Мы пришлем к вам машину.

– Ему было всего восемнадцать.

– Поспите.

– Ей двадцать шесть.

– Мисс…

– Ладно. – Я положила трубку и покачнулась. – Ладно.

Я пыталась не уснуть, чтобы продолжать помогать тете Эве, но мои руки и ноги отказывались работать. Я превратилась в улитку. В старуху, которая шаркала по дому в ссутулившемся теле шестнадцатилетней девочки.

Свеча освещала маленькие фарфоровые часы на тумбочке возле кровати тети Эвы. Часовая стрелка приближалась к пяти часам. Наступало утро. С тех пор как тетя заболела гриппом, прошли почти сутки. Масло в ее лампе выгорело, и я опустилась на корточки возле ее кровати в темноте, обхватив колени руками.

– Интересно, как дела у того мальчика, Джонса, или как там его зовут, – произнесла я, обращаясь к сипящему слабеющему телу моей тети. – Того, кто разбередил мне душу в доме для выздоравливающих солдат. Он болеет так же тяжело, как ты? И я хотела бы знать, как поживает Карлос, и мистер Дарнинг, и друг Стивена Пол. Они еще живы? Жив ли еще мой папа? Наступит ли сегодня конец света? Потому что мне кажется, что он уже наступает.

Я опустила голову на колени и вдохнула запах лука и крови на моей черной юбке.

– Если уж на то пошло, умирать оказалось не так уж и страшно. Гораздо сложнее было вернуться – снова приземлиться в это израненное тело и очнуться посреди войны, гриппа и людей, совершающих жестокие поступки по отношению к другим людям. – Я прикусила губу и ощутила вкус пересохшей кожи. – Зачем я вообще вернулась? Какая же это злая шутка – отправить девочку обратно в ее тело только для того, чтобы показать, что она никому в мире ничем не может помочь…

Тетя Эва пробормотала что-то по-немецки, а затем что-то нечленораздельное.

– Хммм… Возможно, луковый сироп уже готов. Надо его попробовать. – Ухватившись одной рукой за край ее кровати, я встала. – Давай его попробуем, а?

Возглас ужаса сорвался с моих губ.

Лицо моей тети было коричневым. По ее щекам и ушам начали расползаться коричневато-фиолетовые пятна – признак того, что тело теряет кислород. В ее горле что-то клокотало, из ее рта летели брызги слюны, а из носа снова текла кровь.

– Так нечестно! – Я впилась пальцами в край ее матраса. – Я изо всех сил стараюсь тебя спасти, так что ты не можешь умереть. Тетя Эва, не смей сдаваться. Не смей…

Снаружи донесся вой сирены скорой помощи.

Что будет, если я прыгну на дорогу перед автомобилем, чтобы заставить его остановиться? Что будет?

– Давай посмотрим.

Оставив тетю в одиночестве, я в темноте бросилась вниз по лестнице, и мне каким-то чудом удалось спуститься, не сломав шею. Снаружи соленый ветер взметнул мои волосы и юбку. Осколок луны серебрился во все еще черном небе. Совсем рядом раздавались негромкие голоса, и, обернувшись, я впервые за эти сутки улыбнулась.

Прыгать на дорогу перед скорой мне не придется, потому что одна из карет стояла на нашей улице – всего в одном квартале от нашего дома.

– Благодарю! – Я бросилась бежать, чтобы настичь ее прежде, чем она успеет исчезнуть. – Только пусть это не будет галлюцинация. Пожалуйста.

Двое полицейских в форме вынесли из бунгало из необожженного кирпича с красной черепичной крышей молодую женщину. Ее небритый муж одной рукой держал малыша лет двух, а другой приглаживал всклокоченные русые волосы. Рядом стояла немолодая женщина, укачивавшая на руках плачущего младенца.

– Пожалуйста, помогите и моей тете! – Я налетела на полицейских со скоростью урагана. – Заберите мою тетю, она тут, в доме.

– Нет места, – ответил один из них, уродливый мужчина с огромными ушами, прищурив глазки.

– Она маленькая. Место можно найти. – Я отдавала себе отчет в том, что уже не контролирую движения своих рук, но была не в состоянии следить за этим. – Пожалуйста! Хватит! Мне все время говорят подождать еще двенадцать часов. Вот эта женщина больна далеко не так тяжело, как моя тетя. Ее лицо обычного цвета.

– У нас нет вторых носилок.

– Тогда я вынесу ее сама, вы, ленивые и бесполезные…

– Я могу помочь. – Муж жертвы гриппа опустил малыша на землю и направился ко мне. – Я помогу тебе ее принести.

Я попятилась, ошарашенная этим неожиданным проявлением доброты.

– Что?

– Ждите здесь, – сказал он полицейским. – Где она?

– Я вам покажу. Спасибо. Спасибо. – Глаза мне застили слезы, однако я привела мужчину к нашему дому, и мы вместе взбежали по темной лестнице. – Спасибо. Она здесь. Ее кожа темнеет, становится коричневато-фиолетовой…

При свете свечи мужчина сгреб мою дрожащую тетю в охапку.

– Kalt, – прошептала она. – Так kalt. Grippe. Уилфредддд… Mein Liebchen.

– Тетя Эва, не говори по-немецки. Она даже не немка, она швейцарка. – Я вышла из комнаты вслед за мужчиной и моей тетей в темноту коридора. – Она родилась в Америке, а я раскурочила ее швейцарские часы с кукушкой. Так ударила их ногой, что они пролетели через всю кухню, как будто это они во всем виноваты. Совсем как Оберон и эти ножницы, которые чуть до него не добрались.

– У тебя тоже грипп? – спросил мужчина, спускаясь впереди меня по лестнице. – Ты говоришь так, как будто у тебя жар.