Бомба для председателя - Юлиан Семенов

— Не врите. Не вы их хозяин, а они ваши хозяева. Что вы без них можете? Они вам пишут тексты выступлений, пока вы тут пьете. Они вам рассказывают обо всех изменениях на бирже и расшифровывают телеграммы от папы. Теперь чем выше тип, тем он больше подчинен шушере вроде меня. Вы без нас ни черта не можете. Сами настроили заводов, а теперь не можете с ними справиться. Но вы остаетесь в истории, а нас, ее истинных творцов, забывают через день после смерти.

— Хотите, я вас поцелую?

— Конечно, не хочу. А зачем, собственно, вам меня целовать?

— Чтобы вы не обиделись, когда я пошлю вас к черту.

— Не надо посылать меня к черту, Ганс. Я должен сопровождать вас, а без моего китайского ваши секретари не поймут ни слова. Они учили китайский в Киле, а я в Сингапуре и Кантоне. Вам понравился Сингапур? Или Тайбэй интересней? Не смотрите, не смотрите, японка в зал не выходит… Я же говорю — она не шлюха… А вот сейчас я поеду к настоящим шлюхам. Хотите? Тут есть пара славных камбоджиек. Они на втором месте после вьетнамок в Азии. Едем?

— Нет. Спасибо.

— Почему? Боитесь, что заснимут на пленку и потребуют денег? Вы для этого слишком независимый человек… Вы ж не мелкий шпион… Вас не надо перевербовывать. Будьте здоровы! Пейте же, мне одному при вас не положено. А то хотите, здесь есть один великолепный клуб: моряки, сделавшие себе операции, чтобы стать женщинами.

— Я могу сблевать, Роберт…

— Ну и что? Подотрут. Только на танцплощадке не блюйте — кто-нибудь поскользнется, и вам намоют рожу.

— Слушайте, идите к черту…

— Иду, мой господин, иду… Между прочим, настоящий черт похож на Фернанделя… Такой же добрый…

Когда Роберт уехал, Дорнброк выпил еще два тройных виски, долго говорил с кем-то, потом дрался, но очень вяло — так же, как и его противник, целовался с барменом, плакал, когда в кабаре стало пусто, и не помнил, как заснул. Он, наверное, спал долго, потому что, когда проснулся, в окнах уже родился тяжелый рассвет. Он сначала увидел этот рассвет в окнах, а потом увидел у себя под глазом чьи-то пальцы, почувствовал, как тепло ему лежать на ладони — маленькой, мягкой и крепкой.

Он поднял голову: напротив него сидела Исии.

В серых рассветных сумерках в пустом кабаре лицо ее было совсем другим: пепельным, с синими тенями под глазами и таким красивым, что Ганс сразу же вспомнил Суламифь.

— Зачем вы мне вчера так говорили?

— Я позволяю себе делать то, что хочу… Нам так мало отпущено, да еще делать то, что противно твоему существу… Ложь противна нашему существу.

— А делать больно — это приятно вашему существу? — Ганс поднялся. — Тут выпить нечего?

— Можно взять с полки. Бармен ушел спать, я просила его не будить вас. Вы так сладко спали…

Он взял с полки бутылку виски, налил себе и выпил.

— Кто вам рассказал обо мне?

Она пожала плечами, ничего не ответила, только вздохнула.

— Выпейте.

— Я не пью.

— Почему? Я не стану тащить вас к себе.

— Я понимаю. Просто мне нельзя пить.

— Почему? Надо пить. Всем. Особенно в тропиках.

— Вы, вероятно, не англичанин? У вас очень заметный акцент.

— Я немец.

— Я только два раза видела немцев. В Таиланде и Сайгоне. Они на вас непохожи: такие шумные…

— Вы знаете, как тяжело и не нужно жить, если тебя никто не любит? — спросил он неожиданно для себя и испугался.

Она тихо улыбнулась:

— Не пугайтесь… Это я заставила вас сказать так… Вы же не собирались говорить этого. Это у вас было на самом донышке, вы даже не знали, что в вас живут эти слова… А они в вас живут, иначе бы вы их не сказали…

— Зачем вы просили меня сказать это?

Она пожала плечами:

— Не знаю…

— Тогда вы хуже, чем уличная шлюха! Ясно?! — он рассвирепел. — Зачем вы заставили меня сказать вам это? Зачем?!

— Бедный вы мой… Я и сама не знаю, зачем я заставила вас сказать это… Простите меня…

4

Доктор Ваггер, друг прокурора Берга, заехал за Люсом в «Гренаду» в восемь часов.

— Читайте этот документ, — сказал Ваггер, резко взяв с места на второй скорости, — сейчас я вам не могу его передать, я его отправлю на ваш адрес в Европу с моим верным товарищем. А пока запомните детали, вам это пригодится. Свет не включайте, не надо… Нагнитесь к щитку — так вам будет виднее… Куда вас отвезти?

— В университетский клуб, — ответил Люс и развернул хрустящие странички, переснятые на копировальной машине…

«56/19-5. Гонконг. По шифру председателя. Совершенно секретно. Р. Аусбург — Ф. Дорнброку, Бауэру.

Встреча с руководителями пекинских и гонконгских финансистов состоялась сегодня, в 10.00 по токийскому времени. Присутствовал председатель наблюдательного совета концерна «Лим лимитед» и «Чайна бэнкинг корпорейшн» мистер Лим и два неизвестных мне господина в полувоенной форме. Судя по поведению мистера Лима, он в данном случае был лицом, подчиненным этим двум господам. Один из них, лет тридцати восьми (фото, сделанное с помощью микрокамеры, прилагаю), был отрекомендован мистером Лимом как генерал авиации. (Поскольку полный отчет о беседе уже отправлен с нашим самолетом, я не останавливаюсь на деталях, с тем чтобы сосредоточиться на главном событии переговоров). Генерал начал беседу после вступительного слова мистера Лима, который заявил, что «Дорнброк К. Г.» готов в самый короткий срок вторично провести монтаж и испытание Н-бомбы, а затем приступить к опробыванию средств доставки и управления. Генерал, выразив удовлетворение сотрудничеством, отметил, что наш концерн точно выполнил взятые на себя обязательства, однако, как мы и предполагали, он добавил, что его не может далее устраивать положение, при котором всего лишь трое ученых из Гонконга и Пекина принимают участие в теоретической разработке и математических расчетах, в то время как с нашей стороны работает двадцать девять специалистов. Я рассчитывал, что г-н Дорнброк-сын внесет то компромиссное предложение, которое было санкционировано группой Н в совете наблюдателей нашего концерна. (Я был убежден после встреч с м-ром Лимом, что наше компромиссное предложение о расширении количества ученых в разработке и расчетах Н-оружия с трех до одиннадцати человек устроит наших контрагентов при условии, что мы передадим две бомбы из пяти, которые предполагается произвести в следующем году, в распоряжение лиц, стоящих в Гонконге и Пекине за министром Лимом, для охраны своих национальных границ в случае вторжения противника.) Однако неожиданно для меня и для м-ра Лима, сносившегося накануне с д-ром Бауэром, г-н Дорнброк-сын отказался подписать протокол, который бы давал санкцию на увеличение количества ученых в совместной работе над Н-оружием. Генерал задал вопрос: «Является ли эта точка зрения личным мнением г-на Дорнброка, или же это мнение большинства членов наблюдательного совета концерна?» Г-н Дорнброк в резкой форме ответил, что «наш концерн является семейным концерном и мнение большинства утверждается или опротестовывается отцом. Впрочем, без моего согласия, — добавил он, — окончательное решение любого вопроса невозможно». Генерал поставил вопрос в иной плоскости. «Следовательно, — заметил он, — дальнейшее продолжение переговоров вам представляется нецелесообразным?» Я ждал, что Дорнброк-сын решится на проведение оправданно жесткого курса — по всему было видно, что генерал согласится на наш приоритет в дальнейших теоретических поисках и вопрос будет стоять лишь о передаче финансистам Гонконга и Пекина двух или трех бомб. Однако г-н Дорнброк-сын ответил в том смысле, что дальнейшие переговоры бесполезны. Собеседники были явно обескуражены таким поворотом событий, неожиданным как для меня, так и для м-ра Лима, поставленного в крайне затруднительное положение. Таким образом, переговоры прерваны, и ответственность за срыв переговоров лежит на нашей стороне. Мы будем вынуждены удовлетворить все претензии по неустойкам, которые предъявят нам м-р Лим и те господа, с которыми он сотрудничает. Жду указаний.