Принц Вианы - Дмитрий Старицкий

— А что с ними станется… — с ленцой поведал Орлеан. — Тех, кто мертв, отпели и похоронили с дворянскими почестями — все же погибли в бою. А те, кто жив, сидят в башне.

— Кто погиб?

— Насколько мне сказали, с твоей стороны только твой казначей отдал богу душу, перед тем заколов двоих и еще троих серьезно ранив. Остальные твои вассалы в разной степени порезанности, но живы все. А вот милый дядюшка недосчитался восьмерых своих любимых гвардейцев из скоттов. И был очень зол.

Вошли слуги в ливреях бретонского дома и быстро «накрыли поляну» на столе у окна. Ничего особенного — холодные закуски, хлеб и вино.

Вставили по факелу в напольные треножники, на стол — пятирогий подсвечник, запалили светильники и так же молчаливо удалились, как и вошли. Просто тени, а не люди.

Орлеан наконец-то слез с кровати и, волоча за собой трехногий табурет, подсел к столу, где мы с бретонским герцогом оккупировали оба стула. Больше не было.

Его собака так и осталась валяться на кровати.

— Ухаживайте за собой сами, — напутствовал нас Франциск Второй Бретонский. — Я специально отпустил всех слуг, чтобы никто нас не подслушал.

И сам налил себе сидра в оловянный кубок, показывая пример.

— Вы пока тут покукуйте на пару, а я поем, — сказал Луи, потирая руки, как муха лапки перед обедом. — Если бы не твои византийские хитрости, Бретань, то мы давно бы уже наелись всяких вкусностей за столом у дюшесы. И обязательно чего-нибудь горячего. А не давиться этой походной сухомяткой, которая уже на охоте надоела.

— Скажи еще, что твой знаменитый повар напрасно тут у меня простаивает, — хмыкнул Франциск с набитым ветчиной ртом.

На что д'Орлеан только безнадежно махнул рукой. Сказать что-либо с полным ртом он был не в состоянии.

Ветчина действительно была выше всяческих похвал, вкус прямо как при советской власти до косыгинских реформ — я немного попробовал из любопытства. Но есть я уже не хотел — только что вылез из-за обильного стола, накрытого любящей теткой. Так, для вида положил на тарелку по кусочку от каждого сорта сыровяленой колбасы, чтобы только тарелка не пустовала. Налил себе сидра и потихоньку прихлебывал, надеясь из герцогской пикировки вынести немного полезной информации.

Обломись…

— Наварра, а ты что сидишь, как засватанный, — кинул в меня шпильку Орлеан. — Анна де Франс давно замужем, а в койке хочет видеть только того, кто там никогда не окажется, — меня. А я ей вовек не прощу того, что меня женили на ее сестре. Она так захотела, чтобы я таким образом оказался к ней поближе. Нет, это надо же… У одних и тех же родителей одна дочь — красавица, а вторая — уродка. И вот на этой уродке заставили жениться именно меня и только потому, что меня возжелала красавица. За что мне такая кара, Господи!

— Можно подумать, что тебе в Амбуазе спать не с кем, — хмыкнул Франциск. — Или считаешь, что в монастыре тебе было бы веселее?

Луи соорудил себе многоэтажный сэндвич — привет будущему английскому бренду, и, прожевав солидный от него кусок, сказал мне, не обращая внимания на подколки Бретани:

— То, что ты затащил ее в койку, еще ничего не значит. — Орлеан вдруг пропищал фальцетом: — «Я тогда закрываю глаза и представляю себе только тебя». Это она мне в ухо дышала, когда соблазнить хотела сразу после своего замужества. И вообще она за мной с двенадцати лет бегает.

— Так что, это в меня ревнивый сеньор де Бурбон шариком кидался? — попробовал я узнать, что же именно там произошло, в Плесси-ле-Тур.

— Не знаю, не видел, — снова ушел Орлеан в несознанку. — Говорил же тебе, что меня там не было. Так что на меня не греши. Не нужна мне Анна де Франс. Я с удовольствием взял бы в жены другую Анну, если римский папа соблаговолит все же аннулировать мой брак из-за слишком близкого родства с этой горбатой кривоножкой.

— Он это говорит о моей кузине? — повернулся я к тезке, проверить мои предположения. — Я не про кривоножку, а про «другую Анну».

— А что такого? Чтобы осчастливить ее супружеской постелью, можно и подождать лет десять. Главное — статус, — ответил отец милой ангелоподобной крошки, которую мне сегодня представили.

— Но она же — невеста Эдварда Английского? — удивился я такой быстрой политической переменчивости.

— На англичан надежды мало, — вздохнул герцог. — Лорды* никогда не выполняют взятых на себя обязательств. А Бретань должна оставаться независимой от короны Франции.

— И для этого ты готов отдать кроху замуж за второго претендента на эту корону, — засмеялся я, — где логика? Выдай ее лучше за императора.

— Не, за императора не надо, — вмешался Орлеан, прихихикивая над собственными советами. — У него власти мало и денег вечно нет. Лучше всего за курфюрста*.

— Молодой ты еще, — буркнул мне Франциск. — Нет никакой логики в деяниях царей. Один божественный промысел. Вот наденешь корону Наварры — узнаешь, каково вошке вертеться на гребешке. Сидра еще налить?

Это собрание двух принцев крови и одного владетельного герцога мне все больше напоминало «соображение на троих» в родных пенатах. Так и ждал, что кто-то из них сейчас начнет меня пьяно домогаться сакраментальной фразой: «Ты меня уважаешь?»

Наконец, насытившись, герцоги приступили к главному блюду — охмурению меня. Причем вопреки моим ожиданиям сложной многоходовой интриги, они вовсе не стали строить сложные уборные, а рубанули сплеча.

— Наварра, ты с нами в одной лодке, — заявил Орлеанский, сыто рыгнув, — хочешь ты этого или не хочешь. Такова структура момента. Вот мы и желаем знать: ты с нами или против нас? Или будешь один отсиживаться на своей горе?

— Да согласен я, — брякнул я быстро, чтобы создать видимость моего «не раздумывания». — С союзниками всегда ловчее пинать Паука, чем без них.

— Золотые слова, — сказал Бретонский. — Ну если мы в главном поладили, то можно пройтись и в тронный зал.

С этими словами Франциск взял со стола серебряный колокольчик на резной ручке из слоновой кости и позвонил в него.

Раздался звук как на последнем звонке в школе.

В дверях появился пожилой ливрейный слуга. Бритый. Пожалуй, в Бретани зарождается новая европейская мода.

— Предупредите дюшесу и ее гостей, что через четверть часа мы ждем их в тронном зале. И принесите туда приготовленный поднос под покрывалом, что в моем кабинете, — приказал герцог.

Слуга поклонился и вышел. Ни слова не говоря. Вот это вышколенность прислуги! И ведь сам дюк Бретонский ни секунды не сомневается, что его приказ будет выполнен именно так, как он сказал. Точно и в срок. Уважаю.

— Я должен переодеться, — заявил Орлеанский и встал из-за стола.

— Не задерживайся, — предупредил его Бретонский.

И герцог Орлеанский вышел из помещения вместе со своей собакой, моментально покинувшей ради своего хозяина такую мягкую постель.