Разбитая наковальня - Данила Ромах

Кана. Господин не рискнул обернуться. Лапа, до конца почуяв присутствие Той, Что Забирает, прижалась к ногам властителя: холод тысячи тысяч покойников коснулся её сквозь шерсть и толстую шкуру.

– Ты пугаешь мою свиту, Смерть. Поторапливайся! – сказал он едва ли приказным тоном.

– Не стоит торопить меня, – владыка не позволил себе вздрогнуть от тихой нотки раздражения в голосе Смерти, – я почти закончила.

Когда-то повелитель тоже был могуществен. Он шествовал среди живых и мёртвых, вершил их судьбы. На заре времён он вдохнул жизнь в камень, что дрейфовал в океане. «Тень бога», – слова Небесных Корней болезненно коснулись памяти владыки, оставив в ней глубокий шрам. Этот шрам с владыкой надолго.

– Могу ли я звать тебя сестрой, о Смерть?

Кажется, Смерть улыбнулась такому глупому вопросу.

– Так я не ошиблась. – Холодная Госпожа не спешила отвечать. – Я знала, что мёртвые боги менее охотно принимают собственный финал. Их лица проступают сквозь занавес, не желая прощаться со сценой… Но всё же тебе удалось найти путь назад, хоть и был он извилист и опасен. Слышишь ли ты меня сквозь сей живой тотем? Помнишь ли своих сыновей? Рад ли ты тому, что вернулся в таком виде, Богкар Хар?

Это не его имя. Так звали предка, предшественника, предтечу – но не самого владыку. И всё же что-то отозвалось внутри души повелителя и тут же осело жгучим желанием, осязаемым и плотным. Таким, за которое можно ухватиться и прижать к себе, чтобы было ради чего проживать день ото дня.

– Смогу ли я стать богом? – спросил он.

Смерть не ответила. Она растворилась, оставив недоумевающего господина, его животную свиту и хладное тело на багряной траве. Звери очнулись от цепей страха, чувства возвращались к ним. Зубы завопил:

– Это была Сама Седая Смерть, да?! Та, Что Забирает?!

– Верно, – спокойно ответил владыка.

– Кошмар, – сказала Лапа, принюхиваясь к мёртвому старику. – Должно быть, вы привлекли её внимание своим явлением, господин.

– Пока что оставьте эти титулы. – Он поднял ножны и спрятал в них кинжал. – Я не заслуживаю их.

– Тогда как же к вам обращаться? – в недоумении спросил Клюв.

Безымянный поднял голову. Небо было абсолютно чистым. Лишь единственное облачко решилось пересечь это бескрайний розовый луг. Совсем скоро там засияют миллионы звёзд, и три луны встанут во главе ночи.

– Сеншу Хар, – ответил полубог. – Таково отныне моё имя.

– «Второе Сердце» на языке двуногих, – поспешил отметить Гадкий Клюв. – Достойное имя.

– Каковы будут ваши приказы, Сеншу Хар? – спросила Лапа.

Идеи роем облепили новообретённое желание. Они копошились и жужжали, не давая разглядеть каждое в отдельности. Сеншу Хар взглянул на следы кинжала на земле. Те складывались в слова злые, и несколько знаков были незнакомы Сеншу. Полубог пустил в рой руку – и достал идею, что можно было обратить в явь, вновь надругавшись над мирозданием.

– Души ваши – пленники сильных, но обречённых тел, – озвучил Сеншу Хар. – Я изменю это.

Зубы вздрогнул. Действительно: как он, да и все остальные, уберегут господина от опасностей. Целый мир обратится врагом, а Холодная Госпожа заберёт их если не после ожесточённого боя, так просто немного погодя. Время – самый преданный союзник смерти.

– Кто-нибудь помнит, что чертил безумец на коре дуба? – спросил Сеншу. – Какие слова шептал ветер, принося весть о моём появлении?

– Я помню, помню. – Гадкий Клюв подлетел на плечо Хара, голос птицы тихо задрожал возле уха. – Я чётко припоминаю всё, что делал То Кан. А ещё знаю, что старик записи вёл.

– Тогда воспользуемся твоими знаниями. Найдите древо, молодое и глупое. Возле корней закопайте покойника. А ты, – обратился Хар к Лапе, – знаешь, где ближайшая деревня?

– Да.

– Приди туда ночью. Принеси мне тело, не больше одного, здоровое, крепкое. Живое или мёртвое, частями или целиком – неважно. Главное – бесшумно.

– Хорошо, владыка. – Стража не поспела привыкнуть к имени своего господина.

– А ты, Зубы, – Хар наклонился к крысе, – найди то, что осталось от Воя. И принеси ко мне.

– Зачем?

Хар вновь возложил ладонь на крысиную голову. Пальцы его были холодны и чуть дрожали.

– Ведаешь ли ты, как достигнуть великих знаний? – спросил он Зубов.

– Как же? – выдавил из себя испуганный крыс.

– Пробовать то, что не пробовали до тебя.

Впервые за всё своё существование Сеншу Хар улыбнулся. Улыбка эта, громадная и жёсткая, испугала не только Зубов, но и всю остальную свиту. Так довольно скалится пламя, завидев соломенную крышу дома.

Сеншу Хар более не молчал, и каждое слово его ловили, прятали и хранили при себе преданные слуги. Владыка приказывал, свита спешила исполнять. Полубог шептал то, что человек не осмелится подумать ещё много лет. Сама Седая Смерть с неподдельным любопытством наблюдала за тем, как тень бога чужими лапами, когтями и зубами приближалась к несбыточной мечте.

В течение недели, следующей после явления Сеншу Хара, в деревеньке, что звалась «пляшущей у дуба», начали исчезать люди. Пять человек пропали бесследно, растворяясь во мраке, ночь за ночью. Путь дикого зверя, что тянулся от места последнего похищения, вел в лес, где росло святое древо. Несколько мужчин, вооружённых топорами да серпами, пустились за тварью.

Перепуганные жители застали дуб осквернённым, изуродованным, мёртвым. В лесу было ещё несколько таких деревьев – чудовищных сосудов, содержимое которых уже ушло босыми ногами невесть куда. Будто страшное проклятье сорвалось со страниц книги безумного старика, что семь лет назад покинул деревню и скрылся. Неизвестно, когда и как пропали и его записи.

Спустя много лет после явления Хара на остров, что звался Тонущим Камнем, ступил сапог отважного картографа по имени Кертуччи. Он прибыл сюда по приказу своего вождя, что в будущем станет первым королём на Эпилоге. Путешествие подходило к концу, и множество невзгод произошло с командой Кертуччи за время странствий. Тонущий Камень был завершающей точкой в их сложном маршруте, после которой корабль направится домой.

В шатре, разбитом на песчаном берегу, картограф заканчивал свою работу. На пергаменте Кертуччи пером излагал суть острова: сокрытую от чужаков культуру местных племён, крайне недоверчивых его членов, богатую флору и фауну. «Быть может, стоило явиться сюда с сотней-другой воинов?» – подумал Кертуччи, припоминая отлитые из золота ритуальные инструменты.

– Грабежи – дело неблагородное, конечно, но прибыльное, – полушёпотом сказал он сам себе.

– Кертуччи! – в шатёр влетел матрос, ведя за собой неизвестного. – Тут местный пацан наших ребят донимал. Говорит, что ему и его семье нужно перебраться на большую землю.

Кертуччи будто очнулся. Местные жители не хотели общаться за скромные дары с континента, будь то пустые кувшины или грязные шелка.

– «Говорит»? Полагаю,