Сотвори себе удачу - Ольга Островская

– Да-да, – подхватила тетка сверху. – А вы не слышали?

– Почему закрыть, зачем? – недоумевала Люда.

– Не приносят дохода.

– Ну хорошо, мы, положим, пойдем в частные сауны, раз в месяц каждый себе может позволить. А бабушки как? Ведь в старых районах в коммуналках и ванн-то часто нет, где же они будут мыться?

– Совсем сбрендил…

– Да, не может быть, это все сплетни.

– Ну, знаете ли, как сказать…

– Галка, я соскучилась, – прошептала Люда на ухо Гале.

– Когда ты едешь-то?

– Я еще точно не знаю. Может, послезавтра…

– Прямо в Америку?

– Нет, сначала в Москву, наверное.

– Да? А потом… совсем?

– Не знаю, наверное.

– Но приедешь еще? В гости…

– Перестань!

Народ в сауне зашевелился, и они решили всех опередить, чтобы занять место в предбаннике. Они успели. Уселись, как обычно, валетиком.

– А у вас-то что? – начала Люда.

– Ой, Русик, не знаю. С монастырем, видимо, будет длинная история. Ему сказали, что сначала надо воцерковиться, а там уж посмотрят.

– Что значит – воцерковиться?

– Ну ходить в церковь, посты соблюдать, исповедоваться, причащаться…

– И что? Он ходит?

– Ходит.

– Так может, оно и лучше, что не скоро еще от вас уйдет?

– Это-то, конечно, лучше! Но я боюсь, что он остынет.

– Чего ему остывать?

– А как обычно было? Знаешь, он так рьяно взялся… Всех учит… И едим-то не то, и делаем не так… На Глашку взъелся, требует, чтобы она крестилась на каждом шагу. Так, по-моему, не бывает по-настоящему… Мне уже кажется, что как только найдет предлог от этого отказаться, так и откажется.

– Но должен же он наконец на чем-то остановиться…

– Я уж не знаю, что лучше. Понимаешь, я этого уже не могу терпеть.

– Но ведь совсем недавно у вас все так хорошо было…

– А у нас всегда так: как что-нибудь новенькое появится, так сразу подъем, любовь…

Потом, как обычно, пошли париться. В парилке все было замечательно. Пар был чудный. Веник пах! Одно слово – эвкалипт. Они стегали друг друга попеременно, в удары веником вкладывая свою тоску.

Бежали в ледяной бассейн. И снова стегали, стегали…

Потом улеглись на топчаны, поставленные вдоль стены в раздевалке, голова к голове. Люда лежала с закрытыми глазами, ощущая каждый мускул, каждый нерв в своем теле. Она то ли задремала, то ли что…

– Жарко мне… – Галя скинула с себя простыню и этим вернула Люду в реальность бани.

– Знаешь, Галка, не поеду я в Америку, – вдруг очень тихо, почти про себя прошептала Люда одними губами, не оборачиваясь, не поднимая головы.

Но Галя услышала. Она тоже не пошевелилась. Только сказала тихо, как-то настороженно:

– Ты чего это?

– Это все глупости.

– Ты думаешь?

– Не люблю я этого Стива!

– Что, тоже в монастырь собралась? Как Сидоров тебе сказал? – сыронизировала Галя.

– Да нет… – Она сказала это, уже вставая с лежака.

– Ты куда?

– Надо домываться и идти.

– Куда идти-то? – поднялась за ней и Галя.

– Осуществлять свою судьбу, – с усмешкой произнесла Люда.

Люда вдруг совершенно успокоилась. И мылась тщательно, как будто смывала с себя всю шелуху, налипшую на ее жизнь за последний месяц. Она терла спину Гале, а потом Галя со всей силы докрасна терла спину ей.

Сегодня Люда без сожаления выкинула свой веник в алюминиевую коробку для использованных веников. Не потому, что она в баню больше не пойдет. Просто эвкалиптовый не было смысла нести домой, он пах только после первого распаривания, он – одноразовый.

Они вышли из бани легкие и ясные. Галя все ждала, как Люда будет прощаться. Сама инициативы не проявляла.

– Галка, сделай то, о чем я тебя попрошу! Сделаешь? – вдруг сказала Люда, в упор глядя ей в лицо.

– А чего делать-то? – насторожилась та. Люда порылась в сумке, нашла пачку сигарет.

Сигареты высыпала в сумку.

– У тебя ручка есть? – спросила она Галю. Галя в свою очередь тоже стала рыться в своем рюкзаке. И ручка нашлась. Люда присела на корточки прямо посреди дороги и быстро нацарапала несколько слов на сигаретной коробке.

– Вот, – протянула она ее Гале. – Когда придешь домой, позвони, пожалуйста, по этому телефону и скажи то, что здесь написано. Но прочтешь только дома. Обещаешь?

Галя заразилась Людиным настроением и так же значительно ответила:

– Обещаю!

Они постояли немного и разошлись каждая в свою жизнь. Никаких торжественных прощаний, как будто в следующий банный день увидятся, как обычно.

Стива разбудил звонок мобильника. Сначала он приходил в себя и соображал, где находится. Когда сообразил это, стал вспоминать, куда засунул мобильник. Когда вспомнил, выскочил из постели и побежал к трельяжу.

– Стив? – услышал он в трубке незнакомый женский голос.

– Да! – ответил он и хотел уже вернуться в постель, но то, что он услышал дальше, заставило его позабыть о том, что он совершенно голый и что ему холодно.

– Люда просила простить ее… – И через маленькую паузу: – Она уехала в Псков к Эрику Иванову.

Стив молчал.

– Вы все поняли или повторить еще раз? – спросил голос.

– Повторить… Голос все повторил.

– Спасибо… Теперь все понял. – Стив отключился и опустился на пуфик перед зеркалом.

Он был не просто в растерянности. Стив был сражен, повержен, он проиграл. И когда! Когда он совершал благородный поступок. Такая неблагодарность! Кому жаловаться в этой холодной криминальной стране! Стив вдруг увидел себя в зеркале понуро сидящим нагишом. Он тут же почувствовал, что совершенно окоченел, и вернулся в постель. Забравшись с головой под одеяло, он тихонько заплакал.

С детства ему внушалось, что он американец – значит, первый, лучший. И он становился первым. Никто не знал, чего это ему стоило. Вся его жизнь была борьба. Он шел к победе. И достигал ее, идя напролом. Он был одинок. Страшно одинок до тех пор, пока в его жизни не появился Генри. Генри ему сосватала жена. Она все уши прожужжала о своем психоаналитике. Генри был самым лучшим психоаналитиком в их кругу. И самым дорогим. Сначала Стив с опаской относился к этому плешивому, не очень опрятному толстячку. Но потом Генри так вошел в его сознание, что жизнь без него уже была немыслима. Генри вытаскивал его из депрессий и неурядиц, из-за которых случались эти депрессий. И в трудную минуту жизни Стив всегда шел к нему.