"Номер один" - Бен Элтон

Внезапно словно ниоткуда появился охранник (настоящий, а не тот огромный лысый тип из массовки) в сопровождении симпатичной младшей помощницы. Хороший коп и плохой коп сразу же вывели Дамиана из комнаты.

— Следующая — Дорин, — сказал Трент. — Челси ее возвеличила и как следует подготовила.

Трент заметил, что Кельвин очень доволен работой Челси, и был слишком умен, чтобы пытаться как-то ее скомпрометировать. Гораздо лучше плыть по течению и по возможности сопутствовать подъему Челси, словно это он сам ее взрастил.

— Которая из них Дорин? — спросила Берилл с интонацией усталой мученицы, святой девы, которую подвергли ужасному процессу съемок шоу.

— «Бездарь», — сообщил Трент.

Слово «бездарь» на жаргоне шоу «Номер один» означало «беззубая дура».

— О господи, — пожаловалась Берилл. — Она старая наркоманка?

— Я решил не уточнять.

Дорин, социальная жертва, похожая на скелет, беззубая, состарившаяся раньше срока и распространяющая вокруг себя запах мочи, который ни с чем нельзя было спутать, в положенное время предстала перед судьями. Бесплотность ее тела подчеркивала прорезь в виде сердечка на коротком платье, обнажавшая серую, сухую кожу живота и глубокий, запавший пупок. Дорин пришла в кожаном пиджаке, но Челси убедила ее, что она будет намного лучше смотреться без него. Щеки Дорин запали в беззубый рот, а крашеные черные волосы торчали пучками. Ей можно было дать лет шестьдесят, но на самом деле она была моложе.

— Сколько вам лет, Дорин? — спросил Кельвин.

Он знал ответ, но хотел, чтобы она произнесла это вслух.

— Мне сорок три, Кельвин, — сказала Дорин, в ответ на что Кельвин натянул на лицо изумленное выражение. Затем он попросил Дорин немного рассказать о ее желании стать певицей, и ее рассказ, транслируйся он целиком, представил бы ее ущербной, совершенно неадекватной, почти наверняка наркозависимой и находящейся на грани помешательства женщиной, которая прожила ужасную жизнь, полную лишений и насилия. Однако два или три кусочка, пережившие монтаж, выставят ее просто сумасшедшей, гадкой, самонадеянной старой каргой.

— Я певица, Кельвин. Думаю, я могу показать этим девчушкам, что такое настоящий опыт… Во мне есть шик, на меня оборачиваются на улице. Дай мне показать тебе, что я могу предложить…

Затем Кельвин предложил ей спеть. Ей дали пропеть три строчки «Amazing Grace», а затем все трое набросились на нее.

— Если бы вы были единственной конкурсанткой в шоу, вы бы проиграли, — сказал Кельвин.

— Вам нужно поработать на вечеринках в Хеллоуин, — сказал Родни.

— Вы не думали вложить деньги в завивку волос? — хрипло спросила Берилл с особой искренностью, обладая уникальным даром выражать одновременно сочувствие и презрение.

В глубинах плохо соображающих мозгов Дорин зажглась лампочка, и в редкий момент просветления она поняла кое-что, что было бы совершенно очевидно, будь она в своем уме. Что ее поимели.

— Эта дрянь сказала, что у меня отличная прическа! — внезапно крикнула она, указывая на Челси, которая просунула голову за перегородку. — Она сказала, что вам нравится естественный вид!

Челси была ей очень благодарна за то, что Кельвин получил подтверждение успешности подготовительного процесса из первых уст.

— Я не хотела снимать шляпу, — сказала Дорин.

Но дальнейшие объяснения были излишни. История Дорин закончилась. Появились хороший коп и плохой коп и ее, так же как и Дамиана, быстро выпроводили из комнаты.

— Следующая у нас Мэдж, еще одна старушка, — сообщил им Трент.

— Пожалуйста, только не очередная бывшая наркоманка и шлюха, — взмолилась Берилл.

— Нет, на этот раз «ступа».

«Ступа» на жаргоне шоу «Номер один» означало «старая тупая перечница».

Кельвин каждый год показывал парочку «ступ»: болезненных, но бойких старушек, которые хотели петь «настоящие песни». С ними получались отличные сюжеты, и они помогали создавать обманчивое представление, будто шоу «Номер один», в отличие от других конкурсов талантов, действительно не принимает в расчет возраст.

— Привет, привет, — сказала Мэдж, войдя в зал с помощью ходунков. Она хотела оставить пальто и сумочку за дверью, но Челси уверила ее, что со всеми своими вещами она будет смотреться просто потрясающе.

— Привет, Мэдж, — сказал Кельвин, нацепив на лицо выражение изумленной терпимости.

— Привет, дорогая! — крикнула Берилл, натягивая хитрую покровительственную мину, которую припасала для малышей и «ступ».

Родни оскалился, считая такую улыбку задорной.

И снова слишком много времени судей уделено человеку, у которого шансов стать победителем шоу «Номер один» было не больше, чем у трупа, но который после монтажа мог гарантировать пару минут отличной забавы.

— Я думаю, что пора дать нам, старушкам, зеленый свет, — убедили сказать Мэдж. — Вы не возражаете, если я сыграю на укулеле? Я и танцевать умею, знаете ли. Многие парни думают, что у меня прекрасные лодыжки.

Затем сладким дрожащим голосом Мэдж спела «Daisy, Daisy». Песня звучала словно песня ее молодости, хотя на самом деле была уже старой, когда бабушка Мэдж была еще совсем юной. Когда Мэдж закончила, Родни и Берилл, в соответствии с заметками Трента, проголосовали за то, чтобы провести ее в следующий тур. Кельвин делал вид, что потрясен их решением, хотя именно он отдал такое распоряжение. Все трое быстро «обсудили» свой «выбор».

— Вы действительно думаете, что Мэдж может стать победителем шоу? — спросил Кельвин.

— Да. Да, я именно так и думаю, — сказал Родни. — Мне кажется, в ней что-то есть.

— Вы думаете, Мэдж сможет спеть вживую? В студии? — настаивал Кельвин.

— Ты судишь по возрасту, — заявила Берилл. — Зачем говорить, что у нас нет ограничения по возрасту, если ты не пропускаешь на шоу таких, как Мэдж?

Когда Кельвин почувствовал, что спектакль уже достаточно затянулся, он объявил голосование, и, проголосовав два к одному, судьи пропустили Мэдж в следующий тур. Затем Кельвин проводил ее из комнаты, взяв ее сумку и пальто. Снаружи Кили обняла Мэдж, а Кельвин принял многострадальный вид.

Затем перед судьями прошел калейдоскоп «сморчков»-однодневок, чудаков, которые были недостаточно интересны или безумны, чтобы получилась история. Крикуны, болтуны, карлики, дылды, жирные, лысые, очкастые и тупые. Чудачки в нарядных платьях, полуобнаженные парочки друидов, размахивающие топорами викинги и завернутые в фольгу пришельцы. Все один за другим быстро проходили перед потрясенным судейским советом, после чего их так же быстро отвергали.

Наконец пришло время плескать кофе в Родни.

— Это неправильно! — кричала Берилл. — Я НЕ подписывалась на это. Знаешь что, Родни, ты прекрасный друг, и я ужасно тебя люблю, но мое терпение лопнуло!