Пятьдесят три письма моему любимому - Лейла Аттар

– Ну что ж, я это заслужила. – Я начала обуваться.

– Шейда…

– Не надо! Мне все ясно. Ты не подписывался на такое. – Я показала себе на грудь. – И если ты ищешь способ соскочить, не надо быть таким жестоким. Просто наберись смелости сказать прямо. Скажи, что я теперь для тебя недостаточно женщина.

Трой стиснул челюсти.

– Если ты можешь так думать, то можешь идти. И не жди, что я буду спускать тебе все, чтобы ты могла упиваться жалостью к себе.

От того, как он это сказал, у меня пробежал мороз по коже. Конечно, он прав. Мне хотелось, чтобы меня обнимали и утешали. Чтобы мне говорили, что я все еще красива, еще желанна. А вместо этого он совал мне мою помятую самооценку, настаивая, чтобы я отряхнула ее и надела снова.

– Знаешь, о чем я жалела, когда анестезиолог велел мне начать обратный отсчет?

Он продолжал стоять, отвернувшись.

– Я подумала: «А что, если я так и не проснусь? А я так и не сказала Трою, что люблю его. Я никогда не произносила этих слов».

Его дыхание замерло на долгом выдохе.

Я взяла его лицо в ладони.

– Трой, я люблю тебя.

Я сказала это ему, но где-то внутри у меня прорвалась плотина, и сотни литров целительной влаги пролились на мои раны.

Он обхватил меня и привлек к себе.

– Мы же оба хотим того же самого, Шейда. Давай не будем ссориться.

Вздохнув, я прижалась к его теплой груди.

– Трой, мне страшно. Я боюсь, что я сделаю все это, переверну все с ног на голову, а рак вернется. И что тогда? Все окажется напрасным.

– Если мы будем принимать решения, думая только о том, чего боимся, нас парализует страх. Нам никогда не хватит сил любить, надеяться или мечтать, иметь детей, плавать в океане. Ведь именно это делает нас людьми, правда? Дает нам сил делать все это?

– Но думать только о себе тоже неправильно? Я не хочу разрушить ни их, ни твою жизнь, Трой.

– Вот в этом ты вся, ты тащишь на себе всю ответственность, решив, что все развалится на части еще до того, как ты дашь нам возможность среагировать. Ты же не одна пришла к этому? В вашем браке с самого начала были проблемы.

У нас больше не было секретов. Я рассказала Трою обо всем, включая темную, страшную правду про Пашу Моради.

– Да, но Хафиз не виноват в этом.

– Но и ты тоже не виновата, – ответил он. – Ты пыталась сделать все, что могла в тяжелой ситуации, и он тоже. Может, тебе пришло время наконец поверить в Хафиза. Может, ты обнаружишь, что он, так же как и ты, хочет, чтобы ты была счастлива. Так что не надо этого вытянутого лица. На твоих плечах не лежит судьба всей Вселенной.

– Да уж, ты знаешь, как сдуть женское эго, – рассмеялась я.

– Я просто говорю, что тебе и так досталось. Дай себе передышку, Свекла, – улыбнулся он. – Ты хочешь есть?

– Нет. Мы с Джейн поели в кафе. Мы ходили на примерку протезов.

– И они сейчас на тебе? – провел он пальцем по вырезу моей блузки.

Я напряглась. Я не была готова показать ему это.

Он слегка отстранился, ровно настолько, чтобы я снова смогла вздохнуть.

– Как это выглядит?

– Ну они такие силиконовые…

– Я не об этом.

Каково это – заглянуть в лицо своей смерти?

– Заставляет задуматься, – ответила я. – О большом и о малом. Мечты, сожаления…

– Например?

– Ну большие вещи – это когда ты думаешь, увидишь ли, что твои дети окончили университет. А малые – это то, чего ты так и не увидишь, вроде путешествия к теплому океану. Чтобы заснуть в хижине у воды и проснуться под шорох пальмовых ветвей. Нырять к подводным рифам, болтать ногами в водопадах, взбираться на вулканы. Пересматриваешь свои мечты, особенно те, что потерял по дороге. Когда-то мне хотелось стать писателем, чтобы вдохновлять, задевать души своими словами.

Трой тихо слушал меня.

– А сожаления?

– Теперь у меня их нет, – ответила я, нежно целуя его.

9 октября 2000 года

На выходных в честь Дня благодарения я лежала утром в постели, удивляясь, почему Наташа и Заин встали так рано.

– Пойду погляжу, – сказал Хафиз, прислушиваясь к громкому звяканью посуды на кухне.

Он не вернулся, но звяканье утихло. Я закрыла глаза и задремала.

– Завтрак! – закричала Наташа.

Я выползла из кровати и побрела вниз.

Стол был накрыт – омлет, гренки и свежая клубника.

– Какая красота. – Я села за стол. Все смотрели на меня с каменными лицами. – В чем дело? – Я оглянулась.

– Сюрприз! – Заин вскочил и выставил картонку с надписью: «ПОЗДРАВЛЯЕМ».

Наташа, улыбаясь, подняла другую: «С ГОДОВЩИНОЙ».

И Хафиз: «18».

Заин обнял меня.

– Мам, поздравляем.

– А я все боялась, что вы спуститесь раньше, чем мы успеем все приготовить, – рассмеялась Наташа. – Впрочем, хорошо, что папа пришел. Я собиралась сварить яйца, а Заин хотел сварить в микроволновке растворимую овсянку.

– То есть столько шума из-за яиц и овсянки?

– Но мы же еще таблички писали! – возмутился Заин.

– Спасибо. Получилось очень трогательно.

Как я могла забыть?

– Поздравляю, Шейда! – поцеловал меня Хафиз.

– И я тебя, Хафиз!

Я лгун и обманщик.

Я обмакнула свою гренку в кленовый сироп, но она все равно казалась картонной на вкус.

– Вчера было весело, – сказал Заин. – Не могу поверить, что бабушка пригласила дедушку на обед в честь Дня благодарения.

– Я вообще не могу поверить, что бабушка признала День благодарения, – продолжила Наташа. – Как вы думаете, может случиться, что они помирятся? Ну типа «сделаем для дочки что-то приятное»?

– Возможность потерять кого-то, кого любишь, кого угодно может заставить сменить приоритеты, – сказал Хафиз.

– Ты поэтому перестал так часто уезжать? – спросила Наташа. – Чтобы больше быть с мамой?

– Мне кажется, что я словно получил второй шанс проводить больше времени с вами всеми. – Хафиз взял меня за руку.

Я сделала глоток апельсинового сока, не поднимая глаз от тарелки.

– Мне вчера понравилось с Кайлом, Этаном и Саммер. – Заин положил себе добавку омлета. – Хотя я не понимал ни слова, когда они начинали говорить по-французски.

– Они наверняка обсуждали, какой ты противный, – сказала Наташа.