Паруса, разорванные в клочья - Владимир Шигин

А 24 августа отправился в поход и сам Лаптев. С ним солдат да крещеный якут Фомин. Себе Харитон Прокофьевич выбрал участок самый дальний и трудный, поступив так, как и должен поступать настоящий командир. Вначале ехали по тундре до озера Таймыр, затем по самому озеру добрались до истоков Нижней Таймыры и по реке переправились к морю.

В самый разгар съемочных работ Лаптева и бывшего с ним солдата внезапно поразила «снежная слепота». «От дыму в чуме и от ветра великого у лейтенанта и солдата глаза перебило так, что на 20 саженей можно лишь видеть. А по обыкновению якута у него глаза мало подрало. Для оной очной болезни возвратились паки назад…» — вспоминал позднее об этих тяжелых днях Лаптев. Пришлось вернуться в ближайшее зимовье и отлеживаться. Но едва зрение стало возвращаться, Харитон Лаптев снова тронулся в путь. Шли быстро. Собаки делали за день верст по пятьдесят. Питались вяленым оленьим мясом — уликтой, собак же кормили сушеной рыбой — юколой.

Что открыл в этом походе лейтенант Лаптев? Немало! Вот лишь беглый перечень его открытий: восточный берег архипелага Норденшельда, острова Размыслова, Юрт, Близнецов, Тыртова, Трех Братьев, Русский, Макарова. Кроме этого, подробнейшим образом были описаны многие сотни береговых верст, открыты ранее не известные реки и бухты, поставлены маяки. Не раз первооткрывателям пришлось рисковать жизнью. Однажды едва не унесло на льдине в море, приходилось отбиваться и от голодных белых медведей. И вот, наконец, у одного из мысов якут Фомин увидел вдалеке нарты с собаками.

— Господин лейтенант! Кто это там может навстречу к нам ехать? — показал он рукой Лаптеву.

— Кто, кто? — закричал тот с радостью нескрываемой. — Конечно же, это Челюскин! Мы описали весь берег и встретились!

Так состоялась знаменитая встреча двух великих русских исследователей, прошедших по неизведанному северному берегу тысячу верст.

И снова записи Харитона Лаптева: «Погода изрядна. С полудни приехал к нам навстречу штурман Челюскин, у которого пришедшие с ним собаки весьма худы, и корму малое число с ним пришло. И, накормив собак, поехали в путь, возвратя оного штурмана».

Теперь Лаптев с Челюскиным уже вместе двинулись вдоль побережья на юго-запад. И снова съемка береговой черты, кропотливая и дотошная. Снова десятки открытых островов, мысов и бухт. Но вот настал день, когда на берегу одной из малоприметных бухт они неожиданно обнаружили свежий маяк. Подойдя к нему, прочитали: «Федор Минин. Бот „Оби Почталион“. 1740 год». Обрадованные путешественники целовались и обнимались, палили в воздух из ружей. Федор Минин был штурманом отряда Дмитрия Овцына, шедшего от устья Енисея до устья Оби. И если членами более восточного отряда найдены памятные знаки отряда западного, значит, путешественниками Северной экспедиции замкнута дуга огромного побережья; значит, все понесенные лишения и трудности не прошли даром и цель экспедиции — описать и нанести на карту северные пределы России — выполнена!

Казалось бы, что вот теперь уж все, можно поворачивать и обратно. Никто и никогда не упрекнет в том, что на этом исследования прекращены. Но Харитон Лаптев не был бы самим собой, если бы на этом успокоился. Вместе с Челюскиным они прошли еще раз вдоль побережья, открытою Мининым, еще раз нанеся его на карту и многое уточнив и дополнив. Только тогда счел возможным лейтенант Лаптев повернуть своих собак обратно. Лишь добравшись в устье реки Пясина в зимовье промысловика Федота Тобольского, позволил себе Харитон Прокофьевич вместе со спутниками немного отдохнуть после тяжелейшего двухмесячного броска. Разложив перед собой планы побережья, Лаптев с Челюскиным советовались, как быть дальше. Впереди была полярная весна, когда измученные собаки уже не смогут тянуть нарты по оттаявшей тундре. Но необследованным оставался еще участок между Пясиной и Енисеем. В конце концов решено было, что оставшееся необследованное побережье пройдет Челюскин, а Лаптев двинется по вскрывшимся рекам обратно, описывая по пути внутренние реки Таймыра Так и поступили.

К концу августа все группы собрались в селении Мангазея Туруханского края. Несколько десятков изб — вот все, что осталось к XVIII веку от некогда «златокипящей Мангазеи». Все были измотаны, но горды содеянным. Съемочная кампания 1741 года прошла блестяще. Теперь предстояло готовиться к следующей весне, чтобы завершить последние мелочи этой огромной работы. Неописанным теперь оставался еще участок между мысом Фаддея и устьем реки Нижняя Таймыры.

Опять началась заготовка припасов для будущего похода. Решили, что съемку этого берега также произведет Челюскин. Сам же Лаптев будет ждать штурмана в устье Таймыры с провиантом и свежими собаками. Следующей весной снова выступили в поход. Пока Челюскин объезжал на собаках побережье, Харитон Лаптев исследовал внутренние земли Таймыра. Вначале лейтенант шел вниз по Енисею, затем повернул на восток. В Дудинском заливе (ныне порт Дудинка) «крестил двух отроков», в Норильском (ныне город Норильск) менял оленей. От Норильского Харитон Лаптев повернул на север, к озеру Таймыр. Одновременно посылал якутов и промышленников с припасами к Челюскину. К маю месяцу вся работа по обследованию побережья и самого Таймыра была закончена. В июле отдельные партии стали постепенно собираться в Мангазейске, а в сентябре двинулись на Енисейск. Северная экспедиция Харитона Лаптева была блестяще завершена! На карту впервые был положен огромный участок северного берега от Лены до Енисея, обследован и весь огромный Таймыр.

Осенью 1742 года в Енисейске было шумно. Участники Северной экспедиции праздновали окончание своих десятилетних трудов. Гуляли и веселились по этой причине громко. Власти понимающе помалкивали. Здесь же узнал Харитон о всех злоключениях двоюродного брата.

На второе лето, после зимовки в Русском Устье, Дмитрий Лаптев предпринял еще одну попытку пробиться к устью Колымы. Но лед так сковал море, что сделать это было практически невозможно. Собранные местные жители вместе с командой «Иркутска» вручную рубили канал во льдах, чтобы вывести судно на чистую воду, а затем бурлацким способом тянули его многие мили к свободному морю. Еще не раз и не два судно было на грани гибели, но Дмитрий все же пробился в устье Колымы и зазимовал в Нижне-Колымском остроге. Следующим летом от Колымы уже двинулись дальше на двух лодках, чтобы попытаться достичь Камчатки. И снова невезение! Обе лодки зажало льдами и раздавило. Есть невозможное и для героев! И все же Дмитрий не сдастся, а снова и снова будет пытаться пробиться к Камчатке морским путем, пока не придет приказ из Адмиралтейств-коллегии: перебраться ему со всем отрядом на речку Анадырь и начать исследования там. Лето 1742 года он будет описывать неведомый еще Анадырь до самого моря. Там его и застанет известие о смерти командора Беринга и о завершении всей экспедиции.

Находясь в те дни в Енисейске, Харитон Лаптев писал в Адмиралтейств-коллегию: «Описание берега морского на регуле навигацкой по здешнему состоянию на собаках окончил… А с прибытием моим в Енисейск-город сочиняю карты морские по описанию Северного моря, берега морского на судне и сухим путем.» С донесением и бумагами в столицу был послан штурман Челюскин. А вскоре пришло распоряжение: отрядить большую часть отряда во главе с геодезистом Чекиным в Охотск. Трудным и трогательным было прощание сроднившихся за долгие годы тяжкого труда людей.