Открытие себя - Владимир Савченко

Шаг третий. Как в принципе можно преобразовать человека в „машине-матке“? Искусственный дубль зарождается в ней как продолжение и развитие машинной схемы. На прозрачной стадии он уже ощущает и осознает себя как человек, но активно действовать не может (опыт с Адамом и подтверждение Кравца). Затем дубль овеществляется до непрозрачной стадии, отключается от жидкой схемы „машины-матки“ (или схема от него), овладевает собой и вылазит из… нет-нет, надо академически! – отделяется от машины. С обычным человеком следует, видимо, поступать в обратном порядке, то есть прежде всего „включить“ его в схему машины. Технически: погрузить человека в жидкость.

Шаг четвертый. Но включится ли человек в схему „машины-матки“? Ведь требуется ни мало ни много, как – я все-таки достаточно знаком с нейрофизиологией, Эшби читал – полный контакт всей нервной сети человека с жидкостью; а наши проводники-нервы уже изолированы от внешней среды кожей, тканями, костями черепа. Чтобы добраться до них, жидкость-схема должна проникнуть внутрь человека…

Мы рассудили, что она может проникнуть. Ведь человек – это раствор. Только не водный раствор (иначе бы люди растворялись в воде); свободной воды в человеке не так много. Это количественный анализ затуманивает все дело, проклятый гипноз чисел, когда, разложив живую ткань, мы получаем убедительные цифры: воды 75 процентов, белков 20 процентов, жиров 2 процента, солей 1 процент и так далее. Человек – биологический раствор, все составляющие существуют в нем в единстве и взаимосвязи. Есть в теле „жидкие жидкости“: слюна, моча, плазма крови, лимфа, желудочный сок – их можно налить в пробирку. Другие жидкости наполняют клеточные ткани: мышцы, нервы, мозг – каждая клетка сама по себе пробирка. Биологические жидкости даже кости пропитывают, как губку… Так что, несмотря на отсутствие подходящей посуды, у человека гораздо больше оснований считать себя жидкостью, чем, скажем, у сорокапроцентного раствора едкого натра.

Если быть более точным: человек – это информация, записанная в биологический раствор. Начиная с момента зачатия, в этом растворе происходят превращения, формируются мышцы, внутренности, нервы, мозг, кожа. То же самое – только быстро и по-иному – делается в биологической жидкости „машины-матки“. Так что, с какой стороны ни взгляни, эти две жидкости очень родственны, и взаимопроникновение их вполне возможно…

Как нам ни хотелось каждую мысль и каждую догадку немедленно проверить в „машине-матке“, но мы превозмогли себя и весь день занимались теорией. Хватит играть со случаем, надо все продумать наперед.

Итак, прежде всего включиться».

«1 февраля. Ах, как хороши были теории, которые мы подводили под то, что уже сделано! Игра в кубики, арифметика „то – не то“ – приятно вспомнить, как все гладко получалось… Построить теорию, с помощью которой можно достичь новых результатов, куда сложнее.

Пока что теоретически осмысленная жидкость (жидкая схема) в баке ведет себя как вульгарная вода. Только что погуще.

Надо ли писать, что на следующий день мы прибежали в лабораторию с утра пораньше, что, замирая и предвкушая, сунули в бак кончики указательных пальцев – „включились“. И ничего. Жидкость была ни теплой, ни холодной. Простояли так около часа: никаких ощущений, никаких изменений.

Надо ли описывать, как мы купали в жидкости последних двух кроликов, пытаясь включить их в машину? „Машина-матка“ не подчинялась даже команде „Нет!“ и не растворяла их. Кончилось тем, что кроли нахлебались, а откачать их мы не смогли.

Надо ли упоминать, что мы опускали в жидкость проводники и смотрели на осциллографе колебания плавающих потенциалов? Колеблются потенциалы, кривая похожа на зубчатую электроэнцефалограмму. И что?

Вот так всегда… Будь я новичком, я бы уже спасовал».

«6 февраля. Опыт: я опустил в жидкость палец, Кравец надел „шапку Мономаха“ и стал своим пальцем касаться разных предметов. Я чувствовал, какую поверхность он трогает! Вот что-то теплое (батарея отопления), вот холодное и мокрое (он сунул палец под кран)…

Значит, палец-то мой включился?! Машина через него передает мне внешнюю информацию ощущений… Да, но это не те ощущения. Мне нужны сигналы (пусть в ощущениях) работы жидкой схемы в баке!»

«10 февраля. Если долго держать руку в жидкости и сосредоточиться, то чувствуешь очень слабое зудение и покалывание в коже… Может, это самовнушение? Очень уж неуловимо слабо».

* * *

«15 февраля. Маленький, невинный, пустяковый результатик. По масштабам он уступает даже изготовлению кроликов. Просто я сегодня порезал мякоть левой ладони и залечил порез.

– Понимаешь, – задумчиво сказал утром Кравец, – чтобы было ощущение работы (жидкой схемы), она должна работать. А над чем ей, простите, работать? Зачем ей „включаться“ в тебя, в меня, в кроликов? Все в нас уже сделано, все находится в информационном равновесии.

…Не знаю, действительно ли я сообразил быстрее его, что надо делать дальше (льщу себя этим), или ему просто не захотелось делать себе больно. Но опыт начал я: нарушил информационное равновесие в своем организме.

Скальпель был острый, по неопытности я распахал себе мясо до самой кости. Кровь залила руку. Опустил ладонь в бак: жидкость вокруг начала густо багроветь. Боль не исчезала.

– Шапку надень, шапку! – закричал Кравец.

– Какую шапку, зачем? – От боли и вида крови я не очень хорошо соображал.

Тогда он напялил мне на голову „шапку Мономаха“, защелкал тумблерами – и боль сразу исчезла; через несколько секунд жидкость очистилась от крови. Кисть охватило какое-то сладкое зудение – и началось чудо: на моих глазах кисть становилась прозрачной! Сначала показались красные жгуты мышц. Через минуту они расплылись, сквозь красноватое желе стали просвечивать белые костяшки пальцев. Возле сухожилий запястья быстро утолщался и опадал, проталкивая кровь, сиреневый сосуд.

Мне стало страшно, я выдернул руку из бака. Сразу – боль. Кисть была цела, только блестела, как смазанная; с прозрачных пальцев стекали тяжелые капли. Я попробовал пошевелить пальцами – они не слушались. И вдруг я заметил, что кончики пальцев каплевидно утолщаются… Это было совсем страшно.

– Опусти обратно, руку потеряешь! – заорал Кравец.

Я опустил, сосредоточил все внимание на порезе. Сладко ныло именно там. „Да, машина… то… то…“ – поощрял я. Зудение постепенно ослабевало – и кисть снова становилась непрозрачной! Я, с облегчением выдохнув воздух, вытащил ее: пореза уже не было, лишь на его месте вздулся красно-синий шрам. В трещинах выступили прозрачные капельки сукровицы. Шрам нестерпимо саднил и чесался. Наверное, это было еще не все. Я снова опустил руку в жидкость… Снова – прозрачность, зудение, „то, машина… то…“. Наконец зудение исчезло, кисть стала непрозрачной.

Весь опыт длился двадцать минут. Сейчас я и сам не смог бы указать место, где полоснул себя скальпелем.

Надо разобраться… Самое интересное, что мне не понадобилось внушать „машине-матке“ специальную информацию: как залечивать порез – да я и не мог ее внушить. Возможно, и мои поощрения „то… то…“ были излишни: ощущение боли и без того породило в моем мозгу довольно красноречивые биотоки.