Коловрат. Вторжение - Алексей Живой

Вокруг шел жаркий бой, где только что сшиблось одновременно не меньше дюжины всадников, а выжившие после этой сшибки, поломав копья и щиты, оказались на снегу. Там они вновь схватились со своими поединщиками, но уже на мечах. За их спинами продолжалась конная битва, в коей русичи успешно разрывали порядки татарской конницы, которая толком не могла применять луки, хоть и пыталась. Свиста стрел было почти не слышно. Но и русичи гибли в том бою во множестве. Со своего места Коловрат, медленно пятившийся спиной вверх по пологому склону холма, видел, что и на краю мыса татары остановились, увязнув в драке с русскими, и в хвосте колонны происходило то же самое. Несмотря на то что явного победителя было еще не видно, татары были остановлены.

Мощная атака отряда воеводы разорвала-таки надвое татарскую колонну в центре и позволила русским ратникам пробиться уже к самому лесу, за узкой полоской которого шло главное сражение с Батыем. Потерявший коня Коловрат, отступая по глубокому снегу, уже видел за своей спиной такие близкие сосны и совсем не видел татарских воинов. Все они бились с русичами впереди, справа и слева. Где-то там мелькал шлем поотставшего Ратиши и сверкал клинок его разящего меча. А сзади уже было только небольшое свободное пространство между лесом, росшим на склоне холма, и линией битвы.

Окинув все поле сражения в мгновение ока, Коловрат решил закончить игры со своим противником, который уже порядком выдохся и сделал несколько неточных выпадов в воздух мимо головы Евпатия. Нанесенная ему воеводой рана уже давала о себе знать. Изловчившись, Евпатий отбил очередной неловкий удар, а сам хлестко рубанул вторым мечом по руке своего врага, державшей оружие. И непременно отсек бы кисть, если бы в последнее мгновение татарин не отдернул руку и удар не пришелся чуть выше, туда, где его защищали кованые наручи. Кисть осталась на месте, но он взвыл от боли и выронил саблю на снег.

– Это тебе за мертвых русичей, собака, – зарычал Евпатий и рубанул еще раз, направляя меч в голову.

Обезоруженный татарин в ужасе закрылся руками, но на этот раз удар был еще сильнее, и он лишился всех своих пальцев, а острие меча, звякнув по шлему, рассекло глаз и вспороло щеку недавнего всадника. Шлем слетел с головы его, обнажив бритый череп, а косички разметались по ветру. Кровь брызнула во все стороны, но татарин был еще жив и даже бросился на Евпатия в последнем порыве, протянув к нему свои окровавленные обрубки, словно хотел задушить. Тогда Коловрат нанес ему еще один удар рукоятью меча в изуродованное лицо, чтобы остановить это движение. А когда сбитый с ног татарин наконец-то рухнул на снег, упав на четвереньки, воевода увидел перед собой обнаженную шею и не стал более медлить. Хлестким движением Коловрат отсек голову своего противника, и та упала на землю, чуть откатившись в сторону, прямо под ноги воеводы.

– И так с каждым из вас будет, – объявил Евпатий мертвецу, с отвращением пнув его голову носком сапога. Окровавленная голова татарина прокатилась немного вниз по склону холма, но вскоре увязла в снегу.

В то же мгновение стрела просвистела в двух вершках от лица Коловрата. Он резко присел и метнулся в сторону, успев избежать верной смерти, так как следом еще три стрелы прошило воздух на том месте, где только что была его голова. Две из них долетели до леса и вонзились в сосну. Перекатившись через голову, Евпатий привстал и только тут заметил своих обидчиков. Примерно в сотне шагов сразу трое татарских лучников выцеливали его, сидя на конях, чуть в стороне от основной битвы. А еще трое пеших татар с саблями бежали к нему, отделившись от основной группы сражавшихся. Стрелы продолжали свистеть, втыкаясь в снег то справа, то слева от Евпатия, который перекатами добрался до ближайшей убитой лошади татарского всадника и спрятался за ней. Сам мертвый татарин лежал рядом, отбросив щит и саблю. Из груди его торчал обломок русского копья.

Так он пролежал некоторое время, лихорадочно обдумывая, как вырваться из капкана. А когда заскрипели по снегу шаги близких преследователей, решил: «Небось в своих целить не будут, поостерегутся», и выскочил из-за укрытия с двумя мечами наизготовку. Ближайший татарин был уже в трех шагах, второй обегал кругом мертвую лошадь, чтобы напасть сбоку или со спины. Третий чуть поотстал и прыгал по заснеженным камням в дюжине шагов.

Но воевода не рассчитал малость: лучники еще продолжали стрелять. Первую стрелу он даже не увидел, а скорее почуял, – чуть присел, и она со свистом пролетела над его головой. От второй увернулся, уловив движение лучника вдалеке и сделав шаг в сторону. Третьей уже не последовало, так как ближний татарин вырос перед ним, заслонив собой все пространство, и рубанул кривой саблей, целясь прямо в голову. Коловрат был этому даже рад, ибо нападавший прикрыл его своей мощной спиной от лучников. Он принял удар на два скрещенных клинка и отвел вбок, а затем отступил, поджидая второго пехотинца, что уже набегал справа. Его удар воевода отвел вниз одной рукой и сделал еще шаг назад, теперь оба татарина находились на линии стрельбы между ним и лучниками.

«Хоть какая-то защита, – отстраненно подумал Коловрат, лихо вращая двумя мечами и сражаясь сразу с двумя соперниками, – хотя вечно так длиться не может. Рано или поздно кто-то из нас должен умереть».

Оба татарина, принимая его выпады на свои круглые щиты, атаковали сами, нанося не частые, но такие мощные удары, что от соприкосновения клинков искры летели во все стороны и с шипением гасли в снегу. У Коловрата не было щита, но он был уверен, что лучники прекратили обстрел до тех пор, пока победитель в схватке не станет явным.

Теперь он разглядел нападавших вблизи и убедился по длинным, ниже пояса панцирям и бронеюбке, что это все те же бывшие всадники, оставшиеся без коней. Но, похоже, вышедшие победителями из схватки с русичами, мертвые тела которых уже усеяли во множестве небольшой клочок заснеженной земли на берегу истока Воронежа.

Двигались они медленнее, чем он, что давало воеводе преимущество, но и защищены были немного лучше. Впрочем, это не пугало Евпатия, хотя он и пожалел в душе, что не прихватил с собой арбалет, который пробивал такой панцирь на раз. Вскоре одного из нападавших, того, что был справа, он обезоружил, а затем и вовсе отправил к духам, сделав мгновенный выпад в лицо. Именно туда он чаще всего целил, не расходуя силы на то, чтобы пробить крепкий панцирь. Хотя и это было возможно. Его клинки вращались с бешеной скоростью, то и дело рассекая пластины на татарских доспехах, вспарывая рукава, звякая о наручи и отрубая части наплечников.

Залившись кровью, нападавший рухнул на снег, уткнувшись в него лицом, и быстро затих. Но на его место встал третий татарин, добежавший наконец до места схватки. В бою он оказался проворнее, чем на бегу, и тут же нанес хитрый удар в грудь, едва не поразив русича, отбивавшего в этот момент хлесткий удар другого врага. Кривая татарская сабля полоснула по доспехам воеводы, звякнув о зерцало, и, двигаясь вниз, срубила пару защитных пластин, царапнула по кольчужной подкладке и ушла в сторону, не причинив большого вреда. Но этот удар привел Коловрата в ярость.

– Ах ты поганец, – выдохнул пар разгоряченный схваткой Евпатий в морозный воздух, на мгновение останавливая круговерть своих мечей и бросая гневный взгляд на того, чей удар едва не достиг его сердца, – погубить меня захотел? Ну, получай.