Она уже мертва - Виктория Платова

Рисунки.

Быстрые наброски, заштрихованные плоскости, тонкий – в одно касание карандаша – абрис фигур. Подобный блокнот или, скорее, альбом для скетчей с карандашом в кожаном кольце мог принадлежать только художнику. Вернее, художнице – Тате. Именно в ее дождевике Полина сейчас спешит на встречу к Сереже. В любое другое время тема с дождевиком была бы рассмотрена с разных сторон: мистической – является ли знаком то, что он оказался на Полине? криминальной – не в этом ли самом дождевике была Тата, когда получила удар по затылку? Но сейчас на рассмотрение не было времени, как и на знакомство с творчеством Таты.

Ее ждет Сережа!

Полина переложила блокнот в сумку, где уже лежали открытка с ключом и телефон. Телефон был взят не только из-за призрачной надежды, что исчезнувшая Сеть волшебным образом возникнет снова. Все дело в функции «фонарик», которую поддерживает ее модный смартфон. Учитывая скорое наступление сумерек и дикие заросли у пролома, фонарик – вещь небесполезная.

Впрочем, она втайне надеялась, что плутать в зарослях не придется, и Сережа, пригласивший ее в свой новый дом, позаботился о достойной встрече. Приоткрытой калитки было бы достаточно, но ничего похожего Полина не увидела: калитка, так же, как и в предыдущий раз, оказалась запертой наглухо. Лишь на секунды ее кольнуло чувство досады, а потом она вспомнила о надписи на конверте – «совсем секретно». Сережа ничем не хочет выдать себя, оттого и предлагает своей Белке обходные пути.

Прежде чем углубиться в кустарник, она обернулась и посмотрела по сторонам: никого. Впрочем, даже если бы кто-то находился поблизости, его невозможно было бы разглядеть за сплошной стеной дождя. Решил испытать меня на прочность? – подумала Полина. – Ну что ж, вызов принят!

Через минуту она была уже возле пролома, а еще через две – у входных дверей в дом. Сумерки сгустились окончательно, и, чтобы обнаружить замочную скважину, Полине пришлось прибегнуть к помощи фонарика. Железные врата в рай по имени Сережа выглядели капитально, да и замков в нее было врезано несколько. Найти нужный не составило труда, провернуть ключ – еще проще, оставалось лишь толкнуть легко поддавшуюся дверь. Но Полина медлила. Она почему-то вспомнила, как стояла в детстве у другой двери, не решаясь войти, не имея права войти. Это случилось в те дни, когда к Белке в Питер приехала мать Асты. Вернее, она приезжала к своему брату, Белкиному отцу, но целью ее приезда была именно Белка. Мать Асты – худенькая невысокая женщина по имени Вера. Тетя Вера, да!.. В тете Вере не было ничего от эстонской надменности Асты, наоборот, она оказалась чрезвычайно доброй и даже привезла гостинцы: вязаные носки, домотканую скатерть с дюжиной салфеток, имбирное печенье и плюшевого мишку. Печенье понравилось Белке, оно было ничуть не хуже ее любимого овсяного. А вот мишка – не очень, хотя он выглядел самым настоящим симпатягой: аккуратный, ладненький, в смешном бело-синем комбинезоне. Его портили только глаза – не круглые, как у всех остальных мишек (плюшевых и не очень), —

с вертикальными зрачками, совсем как у Асты.

Зачем мишке змеиные Астины глаза? Чтобы следить за Белкой. Справедливости ради, змеиные глаза пялятся на нее не постоянно – лишь под определенным углом освещения, лишь несколько минут в сутки. Но и этого вполне достаточно, чтобы постараться отделаться от подарка. Лишнее напоминание о пропавшей – вот что он такое, куда бы засунуть это напоминание? На дно ящика с принадлежностями для рисования? На полку со старыми куклами? Под кровать, на антресоли? До антресолей Белке ни за что не дотянуться, под кроватью он будет найден мамой максимум через два дня, во время плановой уборки. Остается ящик с кисточками, красками и пластилином. Туда Белка и отправила плюшевого малыша, накрыв его для верности целой стопкой акварельной бумаги.

– А куда ты дела Верин подарок? – спросил у Белки папа перед сном.

– Он для детей, а я уже не ребенок, – ответила Белка.

– Еще какой ребенок… Пожалуйста, будь хорошей с Верой. Ей и так… – не договорив, папа лишь махнул рукой.

Быть хорошей – не так уж сложно, особенно если тебя оберегают от близких контактов с тетей из Таллина. А то, что родители оберегали Белку, было видно невооруженным взглядом. Ни разу Белка и тетя Вера не остались наедине, а нежелательные с точки зрения папы и мамы вопросы пресекались в зародыше. Еще бы – слишком тяжело далось им произошедшее с Белкой и в доме у Парвати, и потом, в Питере. И лишь однажды, стоя перед неплотно прикрытой дверью, Белке удалось подслушать разговор – между папой и его сестрой, и это был трудный разговор.

– Если бы это случилось с твоей дочерью, – сказала тетя Вера, – ты вел бы себя точно так же, Петя.

– С моей дочерью тоже кое-что случилось.

– Я понимаю. Но она, во всяком случае, с тобой. С вами. Жива и здорова. А моей девочки нет…

Тут тетя Вера заплакала, а Белкин папа схватился за голову своими огромными руками и негромко застонал. И тетя Вера принялась гладить его по голове и по рукам, и папа вдруг показался Белке маленьким – ничуть не больше подаренного плюшевого медведя.

– Нам пришло письмо. Там было написано… Вот… – она вынула из кармана платья сложенный вчетверо помятый листок и передала папе.

Несколько секунд папа изучал его, а потом растерянно взглянул на тетю Веру:

– Ничего не понимаю. Я знаю Машу и ее брата, они приезжали к нам. Очень милые, воспитанные ребята. Ничего не понимаю. Это какая-то ошибка.

– Может быть…

– Кто это написал?

– Понятия не имею. Наверное, тот, кто был в курсе всего, что произошло.

– Ты разговаривала с мамой? – конечно же, папа имел в виду их с тетей Верой маму – Парвати.

– Да. Она говорит, что это бредовая идея, на которую не стоит обращать внимания.

– Вот! – почему-то обрадовался папа. – Именно так! Бредовая идея!

– Но это письмо почему-то появилось… Дыма без огня не бывает, Петруша. И… здесь упоминается твоя дочь. Она что-то знает.

– Все, что она знала, уже рассказала нам. А я рассказал тебе.

– Ты же понимаешь, психика ребенка – очень тонкая вещь. Она могла с чем-то не справиться и попросту поставить блок… Вы не консультировались со специалистами? У меня есть старинная подруга в Таллине, она практикующий психолог, прекрасный знаток своего дела. Существуют новые методики, и мы могли бы…

– Не могли, – обычно мягкий и податливый папа проявил неожиданную твердость. – Я не потащу ребенка в Таллин. Не позволю, чтобы с ней проводили всякие эксперименты.

– Но…

– Я не вижу в них смысла, прости. Потому что надеюсь, что ничего страшного с твоей девочкой не произошло. Да нет, – тут папа принялся рубить воздух ребром ладони. – Я верю в это. И ты верь! Аста обязательно объявится, и все объяснит сама. И вы еще приедете к нам, а я уж вам такую экскурсию устрою! Покажу волшебные места, которых вы никогда не видели…