Умереть - это не страшно - Марина Скрябина

Мы все очень сдружились за лето. Иногда я смотрела на Ромика и Аленку и думала: «А ведь это могли быть мои дети. А старшему ребенку уже бы стукнуло двенадцать лет, если бы не аборт в мои семнадцать… Что же я натворила в своей жизни?! Почему все сложилось так, а не иначе? Что за страшный рок меня преследует?»

…Но вернемся к Юнусову. О своих феноменальных анализах я сообщила моему спасителю незамедлительно по телефону! Только ему я обязана жизнью! Только ему!!! Свету в окошке! Божеству!

Или дьяволу, которому я продала душу за кусочек жизни, за щепотку счастья?

И еще у меня не выходили из головы его слова про мою задницу, которые он сказал, когда я от него выходила… Вместе с сомнениями у меня возникло к Чингизу Алиевичу жуткое и невероятно сильное влечение, такое, что я потеряла сон. А может, как к спасителю? Как благодарность? Я не стала копаться в себе, а приняла происходящее, как данность… И мне сейчас плевать, сколько ему лет, ведь его харизме и обаянию не было предела. А белый халат придавал как бы чистоту помыслов, если такое вообще применимо к восточному человеку.

Я мечтала о близости с Юнусовым, и не могла дождаться следующей встречи. А он, как назло, опять куда-то уехал, не оставив координат. Даже доверенное лицо — Анна Владимировна, к которой я специально съездила в магазин с Артуром за лечебными кашами и ключевой водой, чтобы на месте выведать обстановку, не знала, когда желанный мой мужчина появится в Москве.

…В следующую встречу я прорвалась на прием к Юнусову, излучая вокруг себя здоровье, а он кинулся мне навстречу, обнял и прижал к себе всю, повторяя одну и ту же фразу:

— Какая сильная девочка! Какая сильная девочка!..

Лишь полгода спустя я сообразила, что это относилось не столько ко мне, как таковой, а к невероятному успеху самого Юнусова в попытке обуздать ВИЧ. Сегодня же, находясь в кабинете наедине с Чингизом Алиевичем, со мной случилось нечто странное: я сама напросилась на продолжение встречи… Тем более, что я была последней пациенткой. Или Юнусов специально меня так поздно записал на прием, предвидя и не возражая против неформального продолжения? Разве происходящее со мной — не гипноз?

А что такого? Жизнь коротка, и надо пользоваться моментом. Зачем откладывать на завтра то, что можно получить сегодня и сейчас? Ведь завтра может и не случиться.

Если бы я была здорова, то никуда бы Юнусова от себя не отпустила, и — я уверена! — женских чар мне бы хватило с лихвой, но… Но я больна. А он женат. У мусульман все строго, насколько мне известно.

Ясно, что я для него всего лишь игрушка или подопытная лабораторная мышь. Но если и так: пусть будет, как будет. Поэтому я решила сиюминутно наслаждаться и жизнью, и близостью с понравившимся мне мужчиной, ни о чем не думая и ни в чем себе не отказывая. Вряд ли я когда-нибудь встречу такого получеловека-полубога, как Юнусов.

После сеанса диагностики мы закрылись в кабинете, а я настолько осмелела, что сказала о своих желаниях и… И его власть надо мной поглотила все. Мне нравилось подчиняться ему, а в голове метались, как подстреленные, мысли:

— Сколько женщин у него было?

— Они были красивее меня?

— Жаль, что мы встречаемся при таких плачевных обстоятельствах. Но может, если бы не моя болезнь, нам не суждено было увидеться?

Знаю, что таких пациенток, как я, у него не было точно. А ведь он меня встретил словами: «Какая сильная девочка!» Это удивляло и забавляло одновременно.

Со смертельной болезнью за плечами начинаешь смотреть на происходящее совсем по-другому. Появляется иное мировоззрение и мироощущение, как будто ты — инопланетный гость, а не землянин. Я теперь не могу сказать с полной уверенностью, какой человек мне нужен рядом. Тот, кто не жил с ВИЧ, для меня неполноценный, что ли… Странная штука жизнь: у каждого — своя правда.

Наши встречи случались чаще, хоть и ограничивались рамками кабинета на Таганке. Я знала наверняка, что Чингиз Алиевич ждет их ничуть не меньше меня. Когда я приезжала в конце дня, Юнусов запирал дверь и делал со мной все, что хотел. Никогда ни один мужчина, особенно шестидесятилетний, не действовал на меня так одурманивающе. Откуда у него взялась эта сила? И какого фига я чувствовала себя распоследней шлюхой, но делала все, что он хотел? Умом понимала: происходит что-то не то, но отказать или противостоять его желаниям была не в силах, ведь он — единственный человек во Вселенной, который продлевал мою жизнь вопреки законам природы.

Он лечил меня бесплатно, когда я перешла в статус любовницы. Или стала окончательно для него сверхважной лабораторной мышкой? А может Юнусов и не человек вовсе? А кто же? Дьявол-искуситель?

На смену снам-провалам, снам-забытью, свойственным тяжелобольным людям и наркоманам, меня стали посещать странные, очень яркие сновидения, полные впечатлений и необычных чувств, которые я не испытывала раньше. Вот один из многих:

Красивая спальня с круглой кроватью, застеленной бордовым шелковым бельем, и со множеством распахнутых настежь окон, из которых чувствуется приятное дуновенье морского ветерка… Кажется, он называется бризом? Ветерок развевает полупрозрачные занавески ярко-розового цвета, сквозь которые проглядывает голубое безоблачное небо и струится солнечный свет. Не полуденный, обжигающий, а утренний, нежно поглаживающий кожу.

Я обнаженная лежу на кровати и переполняюсь каким-то теплым счастьем и спокойствием.

Потом входит Чингиз Алиевич, и сон мгновенно перестает быть светлым и чистым. Появляются какие-то темные зловонные помещения, где он больно обнимает и тискает меня. И мы занимаемся сексом в непонятных позах и грязных углах. Но я при этом испытываю невероятную эйфорию, почти наркотический кайф.

Ни один мужчина не снился мне такое бесчисленное количество раз, как он. Юнусов завладел моим сознанием полностью. Даже во сне он умудрялся удавом вползать в мой мозг. Или его с виду невзрачные таблеточки действовали на меня столь ошеломляюще, что я не могла противостоять этому безумию?

Все чаще возникали вопросы: человек он или бес? Или человек, в которого вселился дьявол? А не заложил ли он собственную душу за возможность совершить дерзкое открытие-прорыв в лечении ряда тяжелых заболеваний, в том числе и ВИЧа?

На одном из приемов я задала вопрос-уточнение, который меня тревожил последнее время:

— Чингиз Алиевич, а вы к какой вере относитесь? — при наших интимных отношениях я продолжала его называть на «вы», возможно из-за разницы в возрасте.

— Естественно, по рождению я — мусульманин, но в Бога никогда не верил. И тебе не советую.

Его словам хотелось подчиняться, как в армии, беспрекословно. Как приказ полковника лейтенанту или даже как генерала — рядовому. Что это? Моя ведОмость или необъятная симпатия к этому необыкновенному человеку? Невозможно понять, что чувствует он, хотя всегда мило улыбается и внимательно слушает, о чем я говорю, даже если несу несусветную чушь. Про чушь понимается, когда возвращаюсь от него домой, а там, в небольшой комнатенке с множеством статуэток вокруг — язык болтает без умолку, как под гипнозом. Точно под гипнозом!