Свет - Майкл Джон Харрисон

— Господи, — протянул Эд, — оно же настоящее.

— Забавно, правда? — спросила Сандра Шэн. — Этим предметам четыреста пятьдесят лет, плюс-минус. Эд, пора нам наладить совместную работу. Берем голову в руки. Для начала нужно тебя привязать ремнями за запястья…

У нее возникла идея привязывать Эда ремнями за руки и ноги к большому, грубой работы, деревянному стулу, который прибыл в числе прочего груза. Сама Сандра Шэн занялась наладкой лампового усилителя. После этого нахлобучила аквариум Эду на голову и стала задавать ему вопросы, добиваясь нужных ответов. Голос ее казался Эду близким до интимности, словно она вместе с ним странствовала по морю Алькубьерре среди угрей, направляясь к неприятным откровениям юности. Вопросы для Эда оставались бессмысленны.

— Как считаешь, Эд, жизнь отпетая сука или нет? — спрашивала Сандра Шэн. Или: — До двенадцати умеешь считать?

Впрочем, ответов своих он не слышал. Часть Эда внутри аквариума никак не стыковалась с частью снаружи: во всяком случае, простых способов не было. В бар дюнного мотеля заползали сумерки, рассеченные последним лучом белого солнечного света. Женщина азиатской внешности склонилась над барной стойкой, закурила, кивнула собственным мыслям. Получив устроивший ее ответ, повернула тумблер аппарата. Занятные синеватые разряды независимо друг от друга вырвались с катодов. Человек в кресле задергался в конвульсиях и вскрикнул.

По вечерам Эду приходилось давать представления. Он сильно уставал. Зрителей приходило все меньше. В конце концов осталась только мадам Шэн, следившая за ним из зала. На ней было изумрудное коктейльное платье с откровенным декольте. Эд стал подозревать, что зрители ее не интересуют. Он понятия не имел, чего Сандра Шэн от него хочет. Он пытался с ней поговорить перед шоу, но та лишь уговаривала его не беспокоиться.

— Тренируйся больше, Эд. Это все, что тебе нужно.

Она садилась на лучшие места, курила и аплодировала, мягко хлопая сильными маленькими руками.

— Отлично, Эд. Просто отлично.

Спустя время являлись двое-трое циркачей и утаскивали его. Или, случись рядом Энни, она справлялась сама, с вежливым изумлением унося его к себе в комнату.

— Эд, — спросила Энни однажды ночью, — зачем ты с собой так поступаешь?

Эд прокашлялся. Он не знал, что ответить.

— Я на жизнь себе зарабатываю, — нашелся он наконец.

— О, слышен глас великого entradista, — ответила Энни саркастическим тоном. — Ну-ка, ну-ка, расскажи, Эд. Про те гипердипы и великие свершения. И о том, как ты знаменитую летчицу трахал.

Эд пожал плечами:

— Не понимаю, о чем ты.

— Да нет же, прекрасно понимаешь.

Он еще не видел Энни такой разъяренной. Девушке пришлось выйти из комнаты, чтобы ничего не сломать в энергичных метаниях.

— Ты что себе думаешь, Эд? — продолжила она оттуда. — Ничего! Ты зачем с собой так поступаешь? Что ты ожидаешь узреть? — Ответа она не дождалась. — Это просто очередная версия бака. Вы, твинки, говно ложками хлебать готовы, лишь бы сбежать от мира.

— Эй! Начнем с того, что это ты меня к ней привела.

Энни прикусила язык, помолчала и сменила тему.

— Эд, ты глянь, какая прекрасная ночь. Пойдем по песку прогуляемся. Отдохнешь немножко, иногда ведь надо. Хочешь, я тебя в город возьму, а, Эд? Я по вечерам рано приходить буду, раньше твоего. Мы сходим шоу посмотрим!

— Я сам себе шоу, — отвечал Эд.

* * *

Но он к ней прислушался. Он стал выходить в город. По вечерам, избегая как Пирпойнт-стрит, так и Стрэйнт. Не было желания снова сталкиваться с Тигом или Ниной. И уж точно он не стремился, чтобы в жизни его снова появилась Белла Крэй. Он покрутился в квартале под названием Ист-Даб, где на узких улочках, обклеенных анимированными постерами твинкарен, было не протолкнуться от рикш. Пошел дальше. Вместо твинк-фермы он завернул поиграть в корабли с культиварами вдвое крупнее себя, присев на корточки посреди улицы и вдыхая их запахи, смесь пота и фалафеля. Ребята эти склонны были к насилию, если жизнь подбрасывала им игрока с какими-нибудь реальными активами. Кости падали и подскакивали. Эд ушел без гроша в кармане, но целым — и поблагодарил их за это. Ухмыляясь чудовищными бивнеликими мордами, они поглядели ему вслед.

— Давай ышшо, чувак, када хошь!

Мадам Шэн, узнав про его вылазки, с интересом оглядела Эда.

— Разве это разумно? — только и сказала она.

— У каждого, — ответил Эд, — есть право на отдых.

— Но, Эд, ты Беллу Крэй со счетов бы не сбрасывал.

— Что ты знаешь о Белле? — потребовал он.

Она пожала плечами. Эд тоже.

— Если ты ее не боишься, то и мне смысла нет.

— Эд, поосторожнее.

— Я осторожен, — сказал он.

Белла Крэй уже отыскала его.

Однажды вечером за ним увязались два чудика, по виду из корпоративных анклавов, в абрикосовых свитерах и при небрежно завязанных галстуках. Он поводил их за собой с полчаса, петляя по переулкам и аркадам, затем забежал в лавку фалафелей на Формэн-драйв и вышел через черный ход.

* * *

Удалось ли оторваться? Он не был уверен. На следующий день ему показалось, что те же двое наблюдают за ним — на бетонной полосе некорпоративного космопорта. Стоял белый день, бетон дышал жаром, а парочка делала вид, что глазеет на чужацкую выставку: суетилась у обзорного иллюминатора, притворяясь, что их блевать тянет от увиденного. Впрочем, пока один заглядывал в витринный иллюминатор, другой зорко смотрел по сторонам, чем и выдавал себя. Эд, не дойдя до них двадцати ярдов, развернулся и неслышно смешался с толпой. Но они, верно, успели его засечь, потому что следующим вечером в Ист-Дабе банда ганпанков, именующая себя Скелетными Ключами Дождя,[56]попыталась взорвать его нова-гранатой.

Он не успел особо ни о чем подумать. Раздался характерный булькающий удар. Тут же все вокруг словно бы осветилось и расплылось — одновременно. Половина улицы исчезла на его глазах, но ганпанки промахнулись.

— Иисусе! — прошептал Эд, отступая в толпу проституток, перекроенных по образу и подобию шестнадцатилетней японочки с сайтов онлайновой порнухи конца двадцатого века. — Ну зачем?

Он потрогал лицо. На ощупь оно казалось горячим. Проститутки слонялись вокруг и нервно хихикали; одеты они были в лохмотья, кожа обгорела на солнце до яркой красноты. Вернув себе способность соображать, Эд пустился наутек. Он бежал, пока не перестал понимать, где находится. Было уже хорошо за полночь, вокруг громоздились горы мусора. Небо почти полностью закрывал Тракт Кефаучи: казалось, что он разрастается, пока на него смотришь, как джинн, вылезающий из бутылки, но почему-то не становится больше. Сингулярность без горизонта событий, так про него говорили; место, где разгулялась неправильная физика. Оттуда что угодно может вылезти, но пока еще не вылезло. «Если только, — подумал Эд, — то, что здесь происходит, не следствие того, что происходит там…» Он поднял глаза в небо и как следует задумался об Энни Глиф. Все было как в ту ночь, когда он ее встретил: смутный свет пробивается через мусорные кучи. Каким-то образом он ее вернул к жизни, всего лишь произнеся вслух ее имя. Теперь он чувствовал за нее ответственность.