Возвращение королевы - Линн Флевеллинг

Нирин нежно лелеял эту глубоко скрытую боль. Корин ничего не подозревал, он лишь почувствовал, как его сердце окаменело, когда бросил на стол срезанные косы и выговорил, стиснув зубы:

— Да, разумеется. Ты прав.

Нирин остался доволен.

* * *

Наступил вечер, когда наконец дверь снова распахнулась и на пороге появился сам Нирин с торжествующим видом.

— Вас представят на суд Корина. Идите. Или предпочитаете, чтобы вас повели силой, как вы того заслуживаете?

— Держитесь, — тихо сказал Калиэль, с трудом поднимаясь на ноги.

Лута и Бареус уже стояли. Что бы ни говорили, они оставались королевскими компаньонами и никого не боялись, даже самого короля.

Они вышли из камеры и обнаружили, что суд над ними пройдет прямо во дворе крепости. По краям огромным квадратом выстроился гарнизон, Корин стоял в дальнем конце двора, рядом с ним были Порион и старшие военачальники.

Стражи вывели компаньонов в центр площади. Нирин подошел к Корину и встал по правую руку от короля, среди генералов и знатных лордов.

Лута огляделся по сторонам, всматриваясь в лица. Многие смотрели на него без всякого выражения, но некоторые поспешили отвести глаза.

Корин в полных боевых доспехах держал перед собой обнаженный меч Герилейн.

Высказать обвинения предоставили наставнику Пориону.

— Лорд Калиэль, тебя обвиняют в дезертирстве и предательстве. Тебе было категорически запрещено отправляться к принцу-узурпатору, однако ты сбежал тайком, как вор, чтобы присоединиться к его армии. Что ты можешь сказать в свое оправдание?

— Что я могу сказать, Корин, если ты настолько слеп, что сам не видишь правду? — ответил Калиэль, гордо вскинув подбородок. — Если ты считаешь меня дезертиром, значит, ты никогда не знал моего сердца, хотя мне казалось иначе. И мне нечего сказать, чтобы переубедить тебя.

— Значит, ты признаешь, что направлялся в армию Тобина? — резко спросил Нирин.

— Да, — кивнул Калиэль, по-прежнему глядя на Корина, и только на Корина. — И ты знаешь зачем.

Лута увидел, как пальцы Корина сжались на рукоятке меча. Его глаза вдруг стали пустыми, мертвыми, когда он произнес:

— Измена лорду была величайшим преступлением воина во все времена, но в наши дни, когда я ожидаю, что близкие мне люди будут подавать пример другим, предательство тем более непростительно. Калиэль и Лута, вы оба постоянно перечили мне с тех пор, как мы покинули Эро. Я проявлял терпение, надеясь, что вы изменитесь и станете теми преданными компаньонами, которых я знал прежде. Но вместо того вы сеяли тревогу и сомнения в других…

— Каких других? — перебил его Лута. — Мы тревожились за тебя, потому что…

Внезапно словно железная рука сжала его сердце и горло, заглушив протест. Никто ничего не заметил, зато Лута снова увидел, как Нирин с откровенной насмешкой наблюдает за ним. Магия! Но почему никто не видит, что творит этот мерзкий колдун? Лута судорожно сглотнул, желая предъявить обвинение волшебнику, но чем энергичнее он пытался произнести хоть слово, тем сильнее боль сдавливала его сердце и сжимала горло. Он упал на колени и схватился за грудь.

Корин неправильно его понял.

— Встань! — рявкнул он. — Не унижай свое достоинство еще больше!

Все было напрасно. Нирин знал, что именно хотел сказать Лута, и просто остановил слова в его горле. С трудом поднявшись на ноги, Лута хрипло выкрикнул:

— Бареус ничего не знал! Он ни в чем не виноват!

Бареус, стоявший рядом с ним, расправил плечи и громко произнес:

— Я — оруженосец лорда Луты, и я всегда буду рядом с ним! Если он виновен, то и я тоже. Я готов разделить с ним наказание.

— Так и будет, — сказал Корин. — Прежде всего вас высекут на глазах у всех за предательство. По двадцать ударов плетью получат Лута и его оруженосец и пятьдесят Калиэль, поскольку его преступление серьезнее. А завтра на рассвете вы будете повешены, как и подобает поступать с изменниками и лгунами.

Лута продолжал высоко держать голову, но ему показалось, словно его в живот ударил копытом боевой конь. Несмотря ни на что, он не верил, что Корин может зайти так далеко. Даже Албен выглядел потрясенным, а Урманис побледнел.

— Всех повесить? — спросил наставник Порион очень ровным голосом. — И Луту с Бареусом тоже?

— Молчать! Король говорит! — рявкнул Нирин, бешено сверкая глазами на старого воина. — Ты смеешь сомневаться в мудрости его величества?

Порион покраснел от гнева, однако поклонился Корину, не сказав больше ни слова.

— Если наставник Порион не может говорить, тогда я скажу! — воскликнул Калиэль. — Перед всеми этими свидетелями я заявляю, что ты несправедлив. Повесь меня, если это необходимо, но твое сердце знает, что я действовал ради твоей пользы. Ты говоришь, что наказываешь предательство, а я говорю, что ты вознаграждаешь его. — Он бросил мрачный взгляд на волшебника. — Если ты повесишь этих юношей, пусть все увидят твое правосудие и поймут, что это чистое зло! Ты забыл, кто твои настоящие друзья, — в ярости закончил он, — но даже если ты убьешь меня, я останусь тебе верен.

На секунду Луте показалось, что Корин вот-вот смягчится. Лицо короля словно исказило болью, но это длилось лишь мгновение.

— Пусть первыми накажут тех, кто совершил меньшее преступление, — приказал он. — Компаньоны, исполняйте свой долг.

Албен и Урманис подошли к Луте и, не глядя ему в глаза, быстро сорвали с него рубаху. Гарол и Маго сделали то же самое с Бареусом.

Все происходящее казалось Луте нереальным, когда его вели обратно, к каменному зданию, примыкавшему к камере. Высоко в стену были вставлены большие железные кольца. Солдаты уже хлопотали у стены, пропуская сквозь кольца недлинные веревки.

Лута гордо поднял голову и смотрел прямо перед собой, не желая выказывать ни малейших признаков страха. Краем глаза он видел ряды молчаливых воинов, сливавшихся в зловещую темную массу.

Он видел достаточно наказаний плетью, чтобы знать: двадцать ударов — это очень серьезное испытание. Но страх предстоящей боли не ранил его так, как мысль о том, что все долгие годы дружбы и преданности ничего не значили для Корина. Он отшвырнул в сторону их прошлое небрежным взмахом руки, повинуясь одному слову подлого чародея.

Компаньоны подтянули руки приговоренных вверх и привязали к кольцам; они стояли теперь, прижавшись лицами к шершавой каменной стене. Кольца находились так высоко, что Лута едва касался ногами земли. Ему казалось, что руки вот-вот вырвутся из плечевых суставов.

Он повернул голову, чтобы посмотреть на Бареуса. Тот решительно сжал губы, но его глаза расширились от страха.

— Держись, — прошептал Лута. — Не позволяй им услышать твой крик. Не доставляй им удовольствия.