Черная Вдова. Возмездие - Маргарет Штоль

– Что ж, думаю, на параде будут фигуры размером с дом, так что ты, наверное, туда не пойдешь. Таких больших пальцев или ушей просто не бывает.

– Без проблем. – Ава взяла в руки телефон. – Мне нужно идентифицировать криминального гения, помнишь?

– Повеселись там, а я... ну, хотя бы ты повеселись,– со вздохом произнес Тони. – И давай закончим на этом.

АКТ 3: РАСКРЫТО

«НИКОГДА НЕ ЗАБЫВАЙТЕ О ТОМ, ЧТО ПРАВОСУДИЕ – ЭТО ТО,

КАК ЛЮБОВЬ ВЫГЛЯДИТ НА ПУБЛИКЕ»

КОРНЕЛ ВЕСТ

ТОЛЬКО ДЛЯ ЩИТа

УРОВЕНЬ ДОПУСКА «X»

РАССЛЕДОВАНИЕ ОСОБЫХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ И ЛИЧНОСТЕЙ (ООЛ)

ОТВЕТСТВЕННЫЙ АГЕНТ (ОА): ФИЛИПП КОЛСОН

ПО ДЕЛУ: АГЕНТ НАТАША РОМАНОФФ, ОНА ЖЕ ЧЕРНАЯ ВДОВА,

ОНА ЖЕ НАТАША РОМАНОВА

РАСШИФРОВКА СТЕНОГРАММЫ: НОВОСТНЫЕ СЛУЖБЫ,

ВЫДЕРЖКИ

УК: МИНИСТЕРСТВО ОБОРОНЫ, СЛУШАНИЕ ПО ДЕЛУ

РАССЛЕДОВАНИЯ ООЛ

[ЭКСТРЕННОЕ СООБЩЕНИЕ]

ЯДЕРНЫЕ РАКЕТЫ НАНОСЯТ УДАРЫ ПО КИТАЙСКИМ РЕАКТОРАМ В ГУАНДУНЕ;

КОЛИЧЕСТВО УКРАДЕННЫХ БОЕГОЛОВОК ПОКА НЕИЗВЕСТНО (АП)

(ПЕКИН) ЭКСТРЕННОЕ СООБЩЕНИЕ: В последнем докладе, представленном Главной военной комиссией Народно- освободительной армии и Китайской Народной Республикой, сообщается, что по прибрежному региону Китая, известному как Гуандун, были нанесены удары тремя ядерными ракетами.

Региональные власти подготовились к худшему, эвакуировав весь вспомогательный персонал и отключив электричество во всем районе за несколько минут до удара.

По данным нескольких неподтвержденных источников в Министерстве обороны США, в двух основных секторах экономического роста Макао и Гонконга в провинции Гуандун находится недействующий ядерный реактор, который считается вероятной целью удара.

Президент Китая дал понять, что инициатор этих атак будет пойман и наказан.

– Пусть ракеты падают. Китай – это мировая сверхдержава, которая не станет подчиняться ни террористическим действиям, ни западным правительствам, прячущимся под предлогом опасности восстаний. Мы намерены в ближайшие дни продемонстрировать нашу решимость и нашу военную мощь.

НАТО, ООН, Европейский Союз и государства – члены Большой семерки единогласно осуждают эти атаки. [Дорабатывается.]

ГЛАВА 27: ДАНТЕ

СКЛАД В КУИНСЕ, ВЕЛИКИЙ ГОРОД НЬЮ-ЙОРК

Хотя план Данте по спасению мира и борьбе с преступностью путем задержания наркодилеров в полночь в Морнингсайд-Хайтс23 поначалу казался впечатляющим, в нем было несколько очевидных недостатков. Во-первых, нельзя было нарушать комендантский час. Во-вторых, у парня были бдительные мать с отцом-полицейским, и они бы сразу заподозрили неладное, если бы их сын ушел из дома среди ночи, чего он не делал уже год с тех пор, как умер Алексей.

К назначенному времени Данте сделал вид, что идет спать, выбрался через окно, пробежал по гаражам, сел на свой мотоцикл и поехал на автобусную остановку, там пересел на автобус «Нью-Джерси транзит» в даунтауне Монклер и доехал до станции «Ньюарк Пенн», затем до станции «Нью-Йорк Пенн», а потом на метро до 116-й улицы и опоздал.

Когда Данте дошел до автобусной остановки, на которой виделся днем с Армейской Курткой, там уже никого не было.

«Отлично. – Парень сверил время по часам в телефоне. – Пятнадцать минут первого. Я опоздал. Но где Сана?»

Обычный телефон девушки не отвечал, хотя Данте пытался дозвониться до нее с тех пор, как сел в автобус. Позвонить на одноразовый телефон Саны парень не мог, гак как номер этого телефона был записан на одноразовый телефон самого Данте, который у него забрал Армейская Куртка.

«Вот черт».

Кроме Данте по улице шла только группа девушек, которые смеялись и держались друг за друга, чтобы согреться, переходя дорогу к Барнард-колледжу.

«Что если они уже приходили? Что если Сана была здесь и что-то случилось? Как же глупо было представлять, что я появлюсь на сцене и сыграю героя...»

Может быть, его отец был прав. Может быть, Данте должен был составить новый план, который бы не угрожал его жизни, ведь поддержание правопорядка явно не было его коньком.

Вдруг Данте заметил побитый белый фургон в той стороне, где располагался Бродвей, рядом с закрытым магазином с фруктами. Мотор фургона был включен, из выхлопной трубы шел белый дым.

«Там дилер? Зачем еще им стоять здесь? Все магазины закрыты. Кого еще они ждут, если не меня?»

Секунду Данте пристально смотрел на фургон, затем накинул на голову капюшон и перешел улицу по направлению к нему.

«Они могли что-то видеть. Они могут, знать, уходила ли она с кем-нибудь».

В водительском окне было темно, и Данте решил в него постучать.

– Эй. Можно мне поговорить с вами минутку? Я просто хотел спросить...

Тут окно опустилось, и первым, что он увидел, было лицо Саны, которая смотрела на него широко раскрытыми глазами, с заклеенным ртом, связанная на пассажирском сиденье. Когда Данте повернулся, чтобы посмотреть на водителя, ему показалось, что в глаза брызнули из газового баллончика. Он мог представить, что эти баллончики причиняют острую боль, но, когда парень попытался протереть глаза, ему показалось, что они полны песка.

Данте не нужно было быть гением или ученым, чтобы понять, что было в баллончике.

«“Вера”. Меня разоблачили...»

Затем он услышал треск удара металлом по костям, и все его тело пронзила боль. Глаза Саны расширились, и это было последнее, что Данте увидел, перед тем как провалиться в чернильно-черное небытие.

Очнулся Данте от сильнейшей головной боли.

«Черт возьми, голова разрывается...»

Боль пульсировала в основании черепа, стреляя до самой глубины мозга и превращая его в Шалтая-Болтая, только всадники короля, казалось, ели ложками его мягкий отварной мозг.

«Каждый болевой рецептор в моей голове горит. Абсолютно каждый».

Болели даже фолликулы волос. Кожа горела, нервы давили на глазные яблоки. Данте хотелось воткнуть в них вилки и вытащить из глазниц, чтобы снять напряжение.

«Я умираю. Так вот как, значит, это происходит. Точно умираю. Хуже, чем сейчас, и быть не может...»

Потом стало так больно, что невозможно было думать, и Данте потерял сознание.

Все вокруг было размыто, по углам обзора – темнота, центр – светлее, Данте понял, что пришел в себя.

Он попытался что-нибудь разглядеть. Юноша подождал мгновение, но глаза никак не могли сфокусироваться. Он чувствовал себя в каком-то вечном тумане, полуспящим-полубодрствующим.