Государь Иван Третий - Юрий Дмитриевич Торубаров

старосты за золотую брошь. Тот за такую щедрость велел сыну занять кучерское место.

– Ольга, князя Ярослава дочка, – открыв дверцу и высунувшись наполовину, ответила она.

– Это наместника псковского? – уточнил страж.

– Его, его!

Страж отпустил узду:

– Езжай. Да! По дороге царевну-то не видела?

– Царевну? Никого не видела, – ответила Ольга.

Кто-то с жалостью произнес:

– Далеко они еще от Москвы. Рано собрались.

И народ потихоньку начал расходиться.

Княжеские хоромы князя Ярослава были на Никольской улице. Они прятались за высокой оградой, скрывая от глаз людских здание, красиво отделанное псковскими мастерами. На нем было много резьбы, что радовало глаз и порождало зависть у тех, кто его видел. Вот здесь-то и остановился возок, из которого выпрыгнула Ольга.

– А ты, Дорофей, что сидишь? Вылазь да стучи, – скомандовала она.

Тот нехотя вылез.

– Да не бойся. Стучи! Да громче.

Лай собак заставил выйти на крыльцо мужика. Дорофей увидел его через щель в воротах. Его заспанное лицо говорило о том, что длительное отсутствие хозяев сильно избаловало слуг. Он был в длинной рубахе, из-под которой виднелись волосатые ноги.

– Что надо? Хозяев нет! – сказал, повернулся и захлопнул дверь.

Ольга не выдержала, выхватила из рук Дорофея колотушку и забила ею что было сил. Но никто больше не появлялся. На ее глазах показались слезы – слезы обиды и беспомощности. Дорофей, сбросив тулуп, подпрыгнув, схватился за кромку ограды, подтянулся и оказался на той стороне ограды. Распахнув дверь и пройдя в хоромы, он застал слуг, играющих в настольные бабки. Играли двое, остальные, плотно окружив стол, болели. «Бей правую! Нет, по центру, по центру бей!..» И шум стоял такой, что расслышать удар молотка на улице было невозможно. Дорофей, решительно растолкав болельщиков, добрался до стола и стряхнул бабки на пол. Это было оскорбление. И тот, чья очередь была щелкать, вдруг кинулся с кулаками на Дорофея. Но тот опередил, схватил его за грудь, поднял и швырнул в угол. В комнате воцарилась тишина.

– Молодая хозяйка приехала, – спокойно произнес Дорофей, – бегите встречайте!

Надо было видеть, как все внезапно пришло в движение. Толкая друг друга, люди спешили первыми выскочить в проход.

Наконец ворота заскрипели, и толпа слуг, низко склонив головы, как бы прося прощения, встретила Ольгу. Та в обиде, ни на кого не глядя, прошла в свою комнату. Из-за дверей комнаты старая служанка робким голосом спросила разрешения войти. Тихонько вошла и остановилась у порога.

– Княжна, ты так сильно изменилась, совсем невеста. А как похорошела!

– Евстратиевна! – назвала княжна вошедшую.

– Не забыла, вот умница! – проговорила она и спросила: – Что, госпожа, прикажешь?

– Пришли-ка ко мне дворского, – приказала Ольга.

– Слушаюсь, барышня! – И Евстратиевна, повернувшись, торопливо вышла за дверь.

Вскоре появился дворский. Ему было лет за сорок. Лицо полное, невыразительное. Голова полулысая. Одет небрежно. Рубаха без пояса, пуговицы оторваны, торчит пузырь-живот. Порты помяты, на одной ноге почему-то завернуты. Ольга посмотрела на него и с брезгливостью сказала:

– Увижу еще раз в таком виде, пошлю скотником. Кто выходил на зов? – спросила она.

– Да вроде Колян.

– Всыпать этому Коляну пять горячих. А сейчас приготовь комнату для гостя да истопи баньку. Ступай выполнять! Да прикажи готовить ужин и навести в доме порядок. Я проверю.

По приказу дворского два мужика повели Коляна на конюшню, чтобы выпороть. Он шел и ныл:

– За что, братцы, за что?

А на другой день, приодевшись, слуги пошли на рынок покупать одежку для гостя.

Ольга и Дорофей поехали в Кремль. Там все куда-то бежали, налетая друг на друга. Даже церковные служители волновались.

Подъехав к великокняжеским хоромам, Ольга оставила Дорофея в санях. Громко стуча каблучками по тщательно вычищенному крыльцу, направилась в хоромы. И тут все спешили куда-то, мешая друг другу.

Великого князя она видела раз и то мельком, когда он приезжал в Псков. Ольга помнила, что он был высок, сутуловат, приятен лицом. Она попробовала у людей узнать, где находится великий князь, но те непонимающе смотрели на нее. Тогда она решилась и, постучав в одну из дверей, услышала: «Входи!» И… вошла. Это была длинная, большая комната с креслами вдоль стен. А у дальней стены стоял стол. За ним сидел человек. Склонив голову, что-то писал. Закончив, он поднял голову.

– Тебе кого, красавица? – спросил он.

– Да… государя.

– Государя? – переспросил он, выпрямляясь. – А зачем?

– Да вот…

И она принялась путано рассказывать и о своем спасении при пожаре, и о спасителе, который из-за своей грамотности, большой любви к великому князю попал в лапы псковских посадников, а те хотят его казнить.

– А кто этот твой спаситель? Поди… чей-то боярский сын?

– Да нет, простой человек. Но… умный и за своего великого князя-батюшку как болеет!

– Простой человек, говоришь. А ты-то кто будешь? – вдруг спросил он.

– Я дочь наместника князя Ярослава.

Иван Васильевич поднялся. Был он высок ростом, пригож собой. Но Ольга так вошла в роль защитницы приговоренного Дорофея, что ей и в голову не пришло сообразить, кто перед ней.

– А где он, этот человек? – спросил хозяин, любуясь непосредственностью защитницы.

– Да он там, внизу, я сейчас сбегаю.

И она уже готова была ринуться вниз, но он остановил ее.

– Подожди!

Он взял колоколец, и раздался резкий звон. От неожиданности Ольга даже вздрогнула. Тотчас на пороге появился человек.

– Слушаю, государь!

– Там, внизу… как его звать? – повернулся он к Ольге.

– Дорофей.

И тут она обомлела: его назвали государем?

Вскоре дверь открылась, и вошел Дорофей. Низко поклонившись, он проговорил:

– Слушаю, государь.

– Это я тя слушаю. Расскажи-ка, что это за бумага, которую ты нашел?

И Дорофей начал рассказывать историю этой злосчастной бумаги, но все же утаил, что хотел ее спрятать и никому не показывать до скончания века. Сказал то же, что и на суде говорил: что сперва хотел разобраться. Князь перебил его:

– Она у тя?

– Да, государь. – И полез за пазуху.

Достав, развернул и положил перед великим князем. Прочитав ее, князь задумался, потом с интересом посмотрел на Дорофея и спросил:

– И из-за этой старой бумаги весь сыр-бор разгорелся? Так что в ней проку, если другая есть? Еще тогда же, когда первая до Пскова не дошла, мой дед, князь Василий Дмитриевич, им другую отправил. По ней там и стали жить. А тебя за этот пергамент решили судить?

– Да они… приговорили… голову отрубить, – ответил Дорофей.

– Так и приговорили? – уточнил князь. – А как же церковный суд? Ты же дьякон.

– А вот так!

Вновь зазвенел колоколец. И вновь на пороге появился тот же слуга.

– Дьяка ко мне! – приказал князь.

Дорофей взглянул на Ольгу. Та