Непрощенный - Александр Лидин

Выходит, никакой особенной мистики не было. Хотя как сказать…

В лаборатории, размещенной в самом сердце катакомб, исследовали загадки человеческого мозга. Спрашивается, кто этим не занимается? Тот же бехтеревский институт в Питере. Беда только в том, что за подобные эксперименты Наталью Петровну Бехтереву посадили бы за решетку, не считаясь с ее титулами, а всемирное психологическое общество заклеймило бы ее позором за несоблюдение прав человека. По правде сказать, я вообще сомневаюсь, что такое пришло бы ей в голову. Недаром Владимира Александровича Самарина, изобретателя метода, взятого на вооружение «воинами Аллаха», с распростертыми объятьями принимали в гитлеровской Германии, щедро поставляя ему подопытных кроликов в лице узников концлагерей. После войны, «ввиду ценности разработок Самарина В. А. для развития советской науки», на это закрыли глаза. Даже наступление «хрущевской оттепели» не помешало продолжению исследований. Только теперь в качестве испытуемых использовались пациенты психиатрических лечебниц. И вряд ли кто-то мог представить, что одна из самых глубоко засекреченных исследовательских лабораторий находится на территории «всесоюзной здравницы» под Севастополем.

Официально исследования прекратились со смертью Самарина. Истинная причина, похоже, заключалась в чем-то другом. Потому что в один прекрасный день лабораторию просто опечатали и оставили в таком виде. Никакое оборудование из нее не вывозилось, а испытуемые и сотрудники просто исчезли из списков живых. Ни свидетельств о смерти, ни каких-либо других документов больше не появлялось.

Каким образом боевикам удалось ее обнаружить, я так и не узнал. Но сейчас меня интересовало кое-что другое.

Исследования Самарина касались телепатии. Как передача мыслей на расстояние может быть оружием? Разведчикам это будет полезно… ну, чтобы приказы передавать… Но если так… Я нутром чувствовал, что тут какая-то неувязка. К тому же, как показывает практика, подобные вещи очень легко подделать, и Минер — будем называть этого типа в «pasa montana» так — должен знать, что людей вроде нас с Сергеевым фокусами не впечатлишь.

Оружие…

Ролик закончился, на экране появился прелестный компьютерный пейзаж, изображающий ночную пустыню. В небе горел огромный полумесяц, и света от него было, как от полной луны.

Минер откинулся на спинку стула и пристально посмотрел на Сергеева, чуть задрав подбородок — так, словно не сидел за столом, а стоял на нем.

— Тэперь ясно? — не слишком любезно осведомился он.

Николай Иванович кивнул.

— Как я понимаю, вы выдвигаете какие-то требования, — предположил он.

Террорист хмыкнул, словно услышал что-то смешное, и повернулся к своим сообщникам. Один из них отозвался: «Тааль тафаррудж!»[30]— и все рассмеялись.

— Увидишь — сам всэ паймэшь, — бросил один — совсем молодой парнишка, с нежной кожей цвета слоновой кости и черными глазами с поволокой.

— Ты можэш отказаться, — равнодушно проговорил Минер. — Тагда умрэшь. И он, — он кивнул в мою сторону, — тожэ.

Это был первый раз, когда наш гостеприимный хозяин вспомнил о моем существовании. До этого он говорил исключительно с Сергеевым, а на меня обращал внимания меньше, чем на лампочку под потолком.

Николай Иванович улыбнулся и вопросительно посмотрел на меня. Такое впечатление, что нас приглашали на Смоленскую набережную пострелять по консервным банкам…

«По банкам, по банкам… Где у нас тут ближайшая сберкасса?»

Меня охватило тоскливое чувство. Согласиться безучастно наблюдать за гибелью людей, вопреки всему, что требует долг офицера и просто честного человека… ради чего?

Чтобы спасти еще больше людей? Слабое утешение.

И еще… Чертовски обидно за державу. Прохлопать такое сокровище! Воистину, что имеем — не храним, потеряем — плачем. Осталось бы только кому плакать.

— Ну что поделать, — нарушил затянувшуюся паузу Сергеев. — Грех не принять столь щедрое предложение. Как думаешь, Артем?

Я мрачно кивнул.

Спасись сам — вокруг тебя спасутся тысячи… Всегда бы так было.

Террористы переглянулись, перекинулись парой фраз, которые могли означать что угодно, но я понял: они довольны. Не успокоились: настоящие профи не расслабляются раньше времени, а по большому счету — никогда. Но на данном этапе, скажем так…

Главарь встал и захлопнул крышку ноутбука. Я убедился, что он действительно невелик ростом и худ, как щепка.

— Прыятно имэть дела с умный чэлавэк. — Я не понял, шутит он или говорит серьезно. В его голосе все время проскальзывали насмешливые нотки — словно все происходящее его чрезвычайно развлекало. Эта насмешка исчезла только раз.

«Я хочу, чтобы все знали, чего нам надо на самом деле».

— Значыт, идем. Ви будэть сматрэть. Патом я дам тэбе бумаги и дыск. Атдаш их… сам знаэшь каму.

— Если будет кому отдавать, — буркнул я.

Минер посмотрел на меня так, словно я его очень удивил — это было заметно даже через маску, — а потом невозмутимо ответил:

— Будэт.

Он вышел из-за стола и пошел вперед по коридору, за ним — тот самый Гарун аль-Рашид с белой кожей и его гораздо менее симпатичный родич, который прихватил с собой ноутбук. Еще четверо боевиков шагнули к нам. Один встал справа от Николая Ивановича, второй слева, и я услышал, как один из них сказал:

— Пашлы.

Мы пристроились следом за сопровождающими Минера. Парочка, которая конвоировала меня, держалась позади, в паре шагов — очень грамотно. Оставалось только молиться, чтобы меня не выдало какое-нибудь случайное движение.

Бетонные стены закончились. Дальше начинался туннель, вырубленный прямо в известняке — неприятно белом, в неприятных серовато-желтых потеках. Я не оглядывался, только старался по звуку шагов определить, сколько боевиков замыкают наше шествие. При этом приходилось смотреть под ноги: пол был таким же неровным, как стены.

Потом коридор разделился, точно река на два рукава. И еще раз. Перекрестки, развилки, боковые коридоры, вливающиеся в тот, по которому шли мы. Иногда пол начинал подниматься, иногда снова шел под уклон. Я попытался мысленно нарисовать карту этого лабиринта, но скоро запутался и отказался от этой затеи. Могу поспорить: те бедолаги, которых нашли — или не нашли — спасатели, занимались тем же самым и столь же безуспешно. Обычно долгую дорогу скрашивает хорошая беседа, но нам с Николаем Ивановичем было не до разговоров. Боевики тоже молчали.

Дверь появилась неожиданно — если бы я верил в такие вещи, подумал бы, что она материализовалась у нас перед носом. Огромная, овальная, как на подводной лодке, с круглым «штурвалом» посередине. Я не слышал, что сказал Минер своему сопровождающему, но тот подошел к двери и повернул колесо. Впрочем, я почти не удивился.