Нежный ангел - Ли Бристол

Ну почему же все-таки она не села в поезд?

Адам ехал впереди нее, осторожно направляя лошадь вверх по пологому склону, по которому они выезжали из предгорья. Энджел посмотрела на его широкую сильную спину и узнала ответ на свой вопрос. В этом ответе не было ни капли здравого смысла, ей было больно признать этот ответ, но она поняла, почему она до сих пор была с ним.

У ручья, под сучковатым дубом, они расположились на привал. Солнце палило нещадно. Адам открыл ножом банку бобов и подвесил над костром котелок со свиной грудинкой.

— Так у тебя все сгорит, — заметила Энджел. Она обернула ручку котелка полой своей куртки, которая была ей велика, и подвинула его к краю костра, туша крошечные язычки пламени, которые уже начинали загораться на свином жире.

Адам взглянул на нее:

— Я хотел сварить кофе. Я не могу держать котелок над огнем и одновременно идти за водой.

— Кофе буду варить я. Я не знаю ни одного мужчины, который мог бы сварить хороший кофе. Подержи.

Он сел возле нее на корточки, а она передала ему котелок.

— Осторожно — горячо!

Когда они разматывали ее куртку с ручки котелка, что было довольно трудно, их пальцы соприкоснулись. Это длилось только одно мгновение, но когда его грубые мужские пальцы встретились с ее пальцами, это мгновение показалось ей вечностью. Она не была готова ощутить острое жало воспоминаний и тоску, которой отозвалось в ней случайное прикосновение… Воспоминания о тех минутах, которые больше ей не принадлежат, и тоска по тому, чего у нее больше никогда не будет. Она резко отдернула руку, и котелок чуть не упал в огонь. Адам быстро поймал горячий котелок и обжег руку о его раскаленную ручку.

Энджел поднялась на ноги и почувствовала, что охрипла от слов, которые не осмеливалась произнести. Ее щеки ярко вспыхнули, и огонь их костра не был в этом виноват.

Она схватила кофейник и побежала к ручью.

Адам целиком сосредоточился на мерцающем пламени костра, твердо решив не смотреть ей вслед. Но невольно все в нем напряглось: он прислушивался к ее удаляющимся шагам, а при ее приближении его шею стало покалывать, и ее тень снова склонилась над ним.

Бесформенные мужские штаны и больших размеров куртка скрывали ее фигуру, но ее запах казался таким теплым и женственным в свежем ночном воздухе, что его пронзила дрожь. Ее запах дразнил его разум. Когда, стоя рядом с ним, она наклонилась, чтобы поставить кофейник на огонь, он видел, как ткань ее брюк натянулась вокруг одного бедра, подчеркивая его стройную, женственную форму, и ему пришлось торопливо отвести глаза.

— Сейчас я его сниму.

Когда она потянулась за котелком, ее голос звучал приглушенно, но, возможно, ему так показалось оттого, что у него шумело в ушах. Он поднялся на ноги и отошел от костра. Он начинал понимать, что, приняв решение взять ее с собой, совершил большую ошибку.

Они ужинали, сидя напротив друг друга около костра.

Напряженную тишину подчеркивали дико скачущие тени, которые отбрасывали языки пламени, и движение диких зверей, рыскающих в кустах в поисках пищи. С заходом солнца на землю опустился холод, и Энджел продрогла под большой курткой и подвинулась ближе к огню. Она не знала, отчего ей стало холодно — нес ли холод ночной воздух или леденящее душу молчание Адама.

Наконец он произнес:

— Хороший кофе. — Это было так неожиданно, что она даже подпрыгнула— Хочешь еще?

Он поднял кофейник, и она протянула свою чашку. От зловещего воя, внезапно раздавшегося откуда-то сверху, с гор, рука Энджел дернулась, и горячий кофе выплеснулся ей на запястье. Она вскрикнула и уронила чашку на землю, Адам тут же подбежал к ней.

— Ты обожглась?

Она испуганно оглянулась, дуя на обожженную руку:

— Что это было?

— Всего лишь рысь или, может быть, кугуар. Они не подходят близко к огню. Дай я взгляну на твою руку.

Он задрал рукав ее куртки и при свете костра стал осматривать покрасневшую кожу на запястье. Ожог был несильным, но доставлял ей неудобство, как тысячи ползающих муравьев, и, чтобы не поддаться детской привычке и не поднести ошпаренное место ко рту, Энджел пришлось крепко сжать губы.

— Надо бы смочить ожог холодной водой, — покачал головой Адам, — а то появится волдырь.

Он продолжал держать ее руку, склоняясь над ней так, . что ее обволакивала не только его тень, но и тепло его тела.

И когда она взглянула на него, его лицо оказалось так близко, что почти касалось ее лица. При свете костра оно как будто мерцало, а глаза тонули в нежной дымке света и тьмы, за которой скрывались тайна и неопределенность. В первый раз за все время после Сан-Франциско она опять увидела того самого Адама, которого знала раньше. И ее первым побуждением было благодарно упасть в его объятия, чтобы тепло и сила его рук растопили лед обиды и непонимания, которые пролегли между ними.

Этот миг длился целую вечность — вечность, когда сердца их забились в унисон, глаза их встретились, их дыхание слилось, и она молила его про себя: «Поцелуй меня! Ну… пожалуйста, поцелуй меня!» Она надеялась, что он это сделает. Она знала, что он тоже хочет этого.

Но он просто хрипло произнес:

— Будь осторожна со свое и рукой. А я хочу хоть немного поспать. — Он поднялся и пошел собирать ветки для костра.

Он устроил себе постель там, где стояли лошади, оставив для Энджел место возле костра. Горькое разочарование и чувство потери терзали его. Его расстроила не она, он расстроил себя сам: тем, что подошел к ней так близко, — и тем, что не подошел еще ближе. Она по-прежнему властвовала над его чувствами. Она была как магнит, а он лежал на холодной, твердой земле и думал о том, как легко можно было сделать так, чтобы ему не пришлось спать одному в эту ночь.

Он видел, как ее тень маячила перед костром, когда она готовила себе постель. Он слышал, как она двигалась, как скрипели ее ботинки, как шуршала ее одежда, а потом она легла на матрас и закуталась в одеяло. Он прислушивался к этим звукам, все время стараясь разглядеть в темноте ее тень.

Сна не было ни в одном глазу.

Повернув голову, Адам увидел ее в слабом отблеске мерцающего света, исходящего от костра. Она лежала на боку, подтянув колени к подбородку.

Ей было так же холодно, как и ему. Он мог согреть ее.

Он знал, как согреть их обоих. Адам напрягся, его сердце билось учащенно. Она была так близко. Она уже принадлежала ему раньше, и теперь это уже не изменить. У него не было причин отказаться от своих прав на нее. Она хочет быть его женщиной.

Может быть, она больше не хочет этого? Но Адам мог сделать так, чтобы она вновь его захотела; он всегда знал, как заставить женщин его хотеть, для него это было так же естественно, как дышать. И он вспоминал, как она на него смотрела… Она не будет разочарована.