Сталин против партии. Разгадка гибели вождя - Александр Костин

Ответ на этот вопрос имеет чрезвычайно важное значение, поскольку лишь из этого ответа может последовать заключение о том, сколько времени Сталин находился под наблюдением только лишь личного врача Сталина — Смирнова. Разумеется, при этом необходимо учесть, что именно Смирнов поставил верный диагноз болезни, и он же вместе с квалифицированной медсестрой уже принимал меры по облегчению состояния больного. Ответом на этот вопрос снимаются всякие спекуляции по поводу того, что Сталину умышленно, по коварному и негласному сговору его соратников длительное время не оказывалась медицинская помощь: от нескольких часов до суток. Конечную точку интервала времени «по неоказанию» мы знаем — 7 ч. 00 мин. 2 марта. Вычислить «начальную точку» этого интервала, а вернее время удара, мы можем только по каким-то косвенным признакам.

Здесь нам неоценимую услугу окажут рукописные воспоминания академика А.Л. Мясникова, умершего в 1965 году. После его смерти рукопись была изъята и хранилась в секретном архиве ЦК КПСС. АЛ. Мясников с опозданием прибыл на Ближнюю дачу вместе с профессорами Н.В. Коноваловым (невропатолог) и Е.М.Тареевым, когда там уже находились другие члены комиссии, в том числе министр А.Ф. Третьяков, который и ввел в курс вновь прибывших:

«Министр рассказал, что в ночь на второе марта у Сталина произошло кровоизлияние в мозг, с потерей сознания, речи, параличом правой руки и ноги. Еще вчера до поздней ночи Сталин, как обычно, работал у себя в кабинете. Дежурный офицер из охраны еще в 3 часа ночи видел его за столом (он смотрел в замочную скважину). Все время и дальше горел свет, но так было заведено. Сталин спал в другой комнате, в кабинете был диван, на котором он часто отдыхал. Утром в седьмом часу охранник вновь посмотрел в замочную скважину и увидел Сталина распростертым на полу между столом и диваном. Был он без сознания. Больного положили на диван, на котором он и пролежал все дальнейшее время»[124].

Ясно, что министр «озвучил» официальную версию случившегося, принятую по решению «четверки», но в этой версии «зашифрованы» реальные временные параметры, означающие следующее. Если Сталин в 3 часа ночи «работал» за письменным столом, чему, якобы, есть свидетельство охраны, то это и означает ту самую начальную точку отсчета, до которой вождь был однозначно здоров.

На самом деле оно так и было. Совещание членов Бюро Президиума началось в 23 часа в ночь с 1 на 2 марта. Доклад-беседа Сталина — 2 часа, затем перерыв на «легкий ужин». Положим, это еще полчаса, то есть выступления участников совещания начались в половине второго ночи. Выступили пять человек. Даже если каждый выступающий в среднем «говорил» по 20 — минут — итого один час 40 минут.

Следовательно, Каганович появился на трибуне где-то в 3 часа 10 мин., а удар случился в интервале 3 часа 10 мин. — 3 часа 20 мин. Некоторая заминка, и Берия начинает отдавать четкие распоряжения, скажем, в 3 часа 30 мин., то есть в половине четвертого раннего утра 2 марта 1953 года. Поскольку, согласно принятой версии событий, министр говорит, что «в седьмом часу охранник… увидел в замочную скважину Сталина распростертым на полу…», то это в «зашифрованном» виде означает, что в это время больной уже доставлен на Ближнюю дачу и лежит на диване в ожидании медицинской помощи.

Что означает «в седьмом часу»? Так говорят обычно, когда минутная стрелка часов еще не достигла цифры «5» и тем более «б», ибо в противном случае говорят «в половине седьмого». Возьмем крайний случай — б часов 30 мин. Значит, на все про все, начиная от начала отдачи распоряжений Берии и до момента, когда больной оказался на диване на Ближайшей даче, прошло — 3 часа! В условиях глубокой ночи оповестить и собрать нужных людей, подготовить транспорт для «щадящей» (то есть с малой скоростью движения) перевозки больного, доставить его на Ближнюю дачу, максимально соблюдая меры предосторожности, перенести его из рениавтомашины в зал большой столовой, уложить на диван — это просто рекорд! Не нужно забывать, что на протяжении всего пути следования рядом с больным находился врач и медицинская сестра высокой квалификации (надо полагать, что в клиниках Лечсанупра Кремля иных не держали), а рениаав-томашина оборудована всем необходимым для оказания экстренной помощи (кислородные подушки, капельница с необходимым набором лекарств для внутривенного вливания и т. д.), а посему можно сделать заключение, что больной ни на минуту не оставался без медицинской помощи. И все спекуляции по поводу «неоказания» следует отбросить, как ненужный хлам.

Теперь к вопросу — во что одет был больной? В рукописном журнале медицинских наблюдений записано, что больной был «в костюме». Под «костюмом» в быту понимают пару: брюки-пиджак (китель, френч и т. п.). А в чем еще мог быть одет больной, если до удара он проводил официальное совещание? Повседневным «костюмом» Сталина была либо маршальская форма, либо полувоенный френч, то есть тот же маршальский китель, но без погон. А все другие варианты «прикида» больного, о которых вещал в своих многочисленных вариантах баек «дедушка Микита» — это плод его воображения, равно как и воображения авторов «легенды Лозгачева», основная цель которых увести читателя (слушателя) подальше от реальных событий той ночи.

Спрашивается, а зачем надо было уводить читателя (слушателя) от реальных событий? Вот здесь-то и зарыта собака, вот здесь-то и зародилась некая тайна, которую нужно было любыми способами скрыть от широкой общественности, а вернее, от всего мирового сообщества. С одной стороны, в официальном правительственном сообщении от 3 марта 1953 года «О болезни Председателя Совета Министров Союза СССР и Секретаря Центрального Комитета КПСС товарища Иосифа Виссарионовича Сталина», опубликованном в газете «Правда» 4 марта 1953 года, утверждается, что: «В ночь на 2 марта у товарища Сталина, когда он находился в Москве в своей квартире, произошло кровоизлияние в мозг, захватившее важные для жизни области мозга. Товарищ Сталин потерял сознание. Развился паралич правой руки и ноги. Наступила потеря речи. Появились тяжелые нарушения деятельности сердца и дыхания». Заметим, что в правительственном сообщении говорится лишь о начальном этапе заболевания и ни слова о том, где осуществлялись реанимационные мероприятия с больным, тогда как в многочисленных публикациях «исследователей» утверждается, что уже на кремлевской квартире наступила, якобы, смерть вождя. Это к слову. Но, с другой стороны, начиная с 1953 года, после расправы с Берией, Хрущев переносит начало событий той ночи, даже на сутки раньше и уже на Ближнюю дачу, в ночь с 28 февраля на 1 марта. Это же утверждается и в «легенде Лозгачева» спустя 24 года после трагических событий. Спрашивается, зачем было столько лет (да и поныне) наводить тень на плетень? Тем более что правительственным сообщением была сказана правда? Если хотели эту правду скрыть, то нужно было уже в правительственном сообщении указать, что удар у вождя случился на Ближней даче, где практически безвыездно находился Сталин, начиная с 17 января 1953 года.

Вот в том-то все и дело, что никто и не собирался эту правду скрывать. Где случилось, о том и сообщили, тем более, как мы видели, вся инициатива была в руках у Берии, а у него не было абсолютно никаких причин вставлять в историю заведомую ложь. Лгать начал Хрущев уже после смерти (а вернее после убийства) Берии, и эту ложь поддержали абсолютно все бывшие соратники Сталина, будучи повязаны Хрущевым круговой порукой, то есть, своим соучастием (кто прямо, а кто косвенно) в убийстве Берии. И на первом этапе этой большой лжи, как Хрущеву, так и остальным участникам «тайной вечери» хотелось сохранить в тайне сам факт проведения в Кремле совещания членов Бюро Президиума и приглашенных на него лиц.