1888 - Ж. Л. Готье

скрытые дела с миссис Белл? Где, к слову, вы находились вчера весь вечер и ночь?

Мужчина все-таки подавился консервами, крепко закашлял, начал бить себя по груди, боясь вдохнуть, и чуть не умер прямо у меня на глазах.

– С вечера я играл в рулетку с Дэвидом в подвале, – ответил он, тяжело дыша, затем сел на край кровати и отбросил банку на столик. – Потом я слонялся по пабу примерно до пяти утра: то к девкам приставал, то дрался с пьяницами, то с барменом говорил.

– Беатрис в Лондоне?

– Да.

– Где ее можно найти?

– Не знаю, но у себя дома вы ее точно не застанете.

– Когда она придет к вам в следующий раз?

– Понятия не имею. Поднялся шум из-за убийства посыльного, вы сказали рабочим, что благотворительность заражена. В ближайшее время Беатрис заляжет на дно.

– Дэвид обмолвился, что не видел женщину несколько недель. Как она незамеченной пробиралась в паб?

– Миссис Белл приходила в мужской одежде, когда Дэвид организовывал азартные игры в подвале.

– На ней были сапоги с золотой застежкой?

– Нет. Она носит мужские ботинки на пуговицах.

– Сюзен Бернс вышла одна из паба?

– Я слышал, что перед смертью с ней кто-то был на улице, но из паба она вышла одна.

– Откуда Беатрис знает мистера Фитцджеральда?

– Я познакомил их в конце весны. Райану нужна была подработка, он мыл полы у нее в клинике.

– Можно ли надеяться на вас в качестве свидетеля, выступающего против миссис Белл? Готовы ли вы подтвердить ужасные вещи, творящиеся в абортарии, и желание женщины заразить нищих, прикрываясь благотворительностью?

– Конечно, при условии, что моя жизнь останется в сохранности и синдикат Гончих не упекут за решетку в качестве соучастников.

От повсеместного дыма, заполонившего все здание, в горле оставался мерзкий осадок, мешающий глотать и пересушивающий глотку.

– Отлично. В ближайшее время я поговорю по этому вопросу с Томасом Гилбертом, – сказал я, поднимаясь на ноги, – доброго вечера.

– Берегите себя, детектив, – угрожающе послышалось вслед.

Глава 22

Я очнулся, вскочил на ноги, и, протерев опухшие глаза, понял, что нахожусь в камере Скотланд-Ярда вместе с мистером Фитцджеральдом, безмятежно проводящем время в глубоком сне на противоположной скамье рядом с пришибленным мужчиной.

Я совершенно не помнил, как добрался из паба до полицейской штаб-квартиры. Последние мои воспоминания были связаны с попытками отбиться от назойливых женщин, окруживших меня около выхода из питейного заведения, и я очень надеялся, что по дороге не совершил какую-нибудь глупость в беспамятстве, потому что, зная себя, вполне мог это сделать.

– Ого, мистер Брандт пришел в себя. Тяжелая ночь выдалась, да? – приветливо произнес Томас, остановившись около решетки. – Вы уже выбрали в какую тюрьму отправитесь: «Ванд-сворт» или «Холлуэй»? Или, может быть, в «Миллбэнк»? Она чище, и там дают какао.

– Что вы, черт подери, несете?! – воскликнул я, вцепившись двумя руками в железную решетку. – Какая тюрьма? За какие правонарушения?

– Как за какие? Разбили фонарь, витрину обувного магазина, – читал он с листка, – отобрали у детей волчок и крутили его в неположенном месте.

– Очень оригинальные злодеяния, мистер Гилберт, до которых только вы могли додуматься. Выпустите меня.

Комиссар рассмеялся, поворачивая ключ в замке, и поведал занимательную историю о том, как поздно вечером я завалился в Департамент уголовных расследований в перепачканном землей и покрытом колючками пальто, после чего ходил то к помощнику комиссара, то к детективам, и рассказывал им анекдоты.

– Какой позор!.. – пролепетал я, содрогаясь всем телом. – Они же теперь все будут насмехаться надо мной!

– Нет, не будут. Вы здорово скоротали нам вчерашний вечер, а мы снова увидели в вас добродушного и веселого человека. Впервые за долгое время.

Мужчина признался, что был заинтересован моим внешним видом, но так и не смог выведать, где и в какую яму я упал. Также, по его словам, он изначально подумал, будто я был пьян, но не почувствовал запаха спирта и пришел в замешательство, когда выяснил, что такое состояние вызвано употреблением табака и каннабиса, ведь раньше за мной подобного увлечения он никогда не замечал.

– Потом вы сказали, что вам нужен мистер Гилберт и отправились ко мне в кабинет, хотя я вместе со всеми слушал ваши истории, – сказал Томас и передал мне мою брошь, заботливо завернутую в небольшой платочек. – Я нашел вас спящим на полу, около своей двери.

– А кто очистил мое пальто? Надеюсь, не мистер Фитцджеральд.

– Нет, вон тот мужчина. Сказал, что делать ему все равно нечего. Полиция нашла у него в квартире коноплю на продажу для подпольных лекарств, но говорит, что не его.

– И вы ему не верите?

– Да полно, Итан. Посмотрите, этот человек – еврей! У нас половина преступлений свершено ими. Не желаю разбираться, тут и так все понятно.

– Преступления совершаются вне зависимости от нации. Во главе всегда стоит соблюдение нравственности, моральных и этических норм. Все зависит от людей.

– От людей, – усмехнулся комиссар, – определенных национальностей.

Я угрюмо покачал головой от бесполезности спора с Томасом, который, как всегда, покрутил бы пальцем у виска и упрекнул бы меня в незнании точной статистики по преступлениям, не желая продолжать дискуссию.

– Не вижу среди арестованных миссис Белл. Не удалось найти женщину?

– Беатрис не в Лондоне, – сухо ответил полицейский. – Она на конференции в Рединге.

– Ложь! Позавчера она встречалась с информатором Гончих! Мистер Гилберт, если вы продолжите препятствовать расследованию, то я буду вынужден пожаловаться на вас! И, будьте уверены, на министре внутренних дел мои жалобы не остановятся!

– Да вы, оказывается, кляузник, мистер Брандт. Последние десять лет мутили воду вокруг себя, а теперь еще и доносами начали заниматься? Я найду Беатрис, можете не сомневаться, – ответил мужчина и раздраженно сощурился. – Давайте разбудим мистера Фитцджеральда, и вы его побыстрее допросите, а то скоро в Скотланд-Ярд прибудет Виктор, господи прости.

Мистер Гилберт бросил высокомерный взгляд на задержанного парикмахера, ибо всем сердцем презирал евреев, а эмигрантов ненавидел всей душой, затем приказал конвоирам привести Райана в чувство, а сам откланялся, возложив допрос полностью на мои ослабевшие плечи.

Я повесил пальто на одинокую старую вешалку при входе, видавшую не одного преступника, провел костлявой кистью по столу, стерев плотный слой пыли, сел верхом на стул, положив подбородок на спинку, и принялся ждать, когда ко мне приведут подозреваемого.

Мой вес продолжал медленно уменьшаться, ибо никогда в своей жизни я не видел у себя таких худых пальцев, как у мертвеца, хотя одежда все еще сидела по фигуре, и дома, в зеркале, я видел подтянутое