Ежевика в долине. Король под горой - Мария Гурова

кто ее ищет. И наследником идей Эльфреда может быть любой его последователь. Для того чтобы наследовать философскую мысль, не нужно быть монархом.

– И к чему мы придем? – в нетерпении Илия подводил его к итогу.

– Забудь про россказни агнологов, забудь про Великого кесаря – мы не знаем, что творится в Кнуде, забудь даже про Джорну с ее размытыми предсказаниями: и у нас не останется ничего. Вдруг все это – Ложь? – шепотом спросил Тристан, страшась своих слов, он даже обернулся на шелест листьев.

Они оба слышали дыхания друг друга и треск поленьев. Какие-то птицы, какие-то мошки, какой-то ветер – сейчас пугало все. Словно Тристан остановился на пороге кульминации какой-то неизбитой страшилки, которую мальчишки рассказывают по ночам в летнем лагере.

– А ты? – внезапно спросил Илия. – Все, что делал ты, – правда.

– У меня есть дурное предположение, – произнес еле слышно Тристан.

– Какое?

– Вдруг проводник Эльфреда – это я?

Если бы Илия не полыхнул от его слов, он бы увидел, как Тристан весь сжался от своей же догадки и в какую мученическую маску обратилось его лицо. Илия потребовал объяснений. И рыцарь, набрав в грудь воздуха, выдал все:

– Я послужу великому королю древности в Великой войне: чем не служба Эльфреду – пожертвовать свое тело и судьбу для продолжения его борьбы? Агнологи, кроме одной той попытки Рокильда, ни разу не выходили со мной на связь, но охотно протолкнули меня, пальера, в адъютанты к тебе, человеку, который следует всем их инструкциям? Если на мгновение предположить, что моя теория верна и такова была их задумка, не все ли идет по их плану?

Молчание в разговоре обнажило хрупкость их убеждений. Угасающий огонь требовал еще дров, но никто из парней не шевелился.

– Ты хочешь занять мое место?

– Нет, – Тристан ответил до того, как Илия закончил говорить.

– Тогда зачем?

– Зачем говорить правду? – голос Тристана окреп. – Я вижу перед собой очередное доказательство политических игр агнологов и имею подозрения по этому поводу. Как бы там ни было, прав я или неправ, а ты – мой сюзерен, и я обязан быть с тобой честным.

– Тогда мне несказанно повезло, что агнологи не учли пальерской верности, – договорив, Илия рвано выдохнул.

Ему действительно полегчало, когда Тристан подтвердил в очередной раз, что будет следовать своей присяге. Они, не сговариваясь, потянулись к одной ветке хвороста, чтобы подбросить ее в костер. Тристан с улыбкой уступил, подхватил полено поблизости и тоже бросил его к углям. Когда они разделили последние изыски из съестных запасов – сыр и вяленое мясо, – Илия пообещал, что они больше не вернутся к этой теме и что войдут в пещеру вдвоем. «И пусть Эльфред Великий, наш мудрый король прошлого, сам решает, кто ему нужен».

Утром они проснулись от звуков котелка, катающегося по лагерю. Снаружи хозяйничал лис, разворотивший их очаг и сумку, лежащую под головой Тристана. Благо все вкусности они вчера съели, а на сухой паек разбойник не позарился. Зато лису очень приглянулся сапог Илии.

– Отдай! Отдай сейчас же! Ух, поймаю, пойдешь на воротник! – угрожал Илия.

Лис метался по всей округе с сапогом в зубах, а босой Илия бегал за ним с шинелью в надежде набросить ее на наглеца и сграбастать его. Тристан бы и рад был помочь, но согнулся от смеха, глядя на это цирковое противостояние.

– Что стоишь? Помоги поймать!

Черные уши прижались к холке, и проказник дал деру. Илия выругался ему вслед под заливистый хохот Тристана.

– Умоляю, пусть это будет в твоей биографии, – Тристан держался за живот и показывал пальцем в сторону лиса, умыкнувшего сапог.

Они соорудили для Илии подошву из валежника и примотали к стопе бинтами. Выговорившись вчера вечером, они словно выбросили в костер все напряжение, которое носили в себе – все страхи Илии о пещере и всю горечь потерь Тристана. Оттого их шаг был легким, смех – звонким, шутки – игривыми и добрыми. Им обоим казалось, что они только двое мальчишек, которые сбежали с уроков и придумали себе приключение: искать волшебный меч и будить старого короля. Через день пути они встретили преграду в виде бурной реки. Илия усомнился, не сбились ли они с пути. Он помнил карту наизусть и был уверен, что на этом месте должна быть мелкая речушка, которую легко перейти вброд.

– Значит, нелегко, – смиренно вздохнул Тристан, снял сапоги и закинул их в вещмешок.

Глубина была в целом приемлемой, даже на середине реки, но течение уносило их с каждым шагом все дальше на запад. Они цеплялись друг за друга. Тристан сказал, что им нужно увеличить площадь соприкосновения с дном и идти боком. Илия, которого окатило водой целиком, велел ему не умничать. Он даже пожаловался, что наступил на что-то особенно склизкое и неприятно шершавое одновременно. И все же Тристан, более легкий, нежели Илия, поддался течению и не устоял на очередном пороге. Его пронесло буквально пару шагов в сторону, Илия успел схватить его за китель и встряхнуть. Однако часть вещей бултыхнулась в реку и понеслась с невероятной скоростью. Они успели выловить только плащ-палатку, привязанный к ней котелок и один сапог. На берегу Илию пробрало на неуемную ругань, он перебирал вещи и горячо возмущался. Тристан просто скромно тянул уголок губ. Илия спросил, что его забавляет.

– Я совсем не верю в пустышки агнологов, но вот в это – верю! – он вскинул свой одинокий сапог, из которого обильно хлынула речная вода.

Он сдавленно засмеялся так, будто чихал. Возможно, ему действительно попала жидкость в нос.

– Левый или правый? – раздраженно спросил Илия, уперев руки в боки.

– Остался левый.

– Отлично, теперь у нас есть одна полноценная пара, – он отпихнул ногой ошметки своих портянок.

– Только учти, у меня XIV размер, – деловито сообщил Тристан и еще посмотрел на подошву, чтобы убедиться, что не ошибся.

– XIV?! XIV, Тристан?! У меня X! Ты растешь, что ли, только в высоту? – сокрушался Илия, будто искал причину для жалоб.

– Да. У нас в Пальере были очень узкие проходы в уборную. Всю жизнь боялся некстати застрять.

Они разобрали пожитки и отдышались. Рыцарь настаивал на том, чтобы Илия обулся, но он, как мог, отнекивался. В конце концов договорились носить сапоги по очереди. Спустя еще два дня восхождения их ноги превратились в рассадник мозолей и водянок. Илия вслух пожалел Норманна II, страдающего от подагры. После того, как лопнул очередной пузырь на многострадальном мизинце, Илия понял, что ему невыносимо идти в обуви, и решил пойти босиком, подсушить все ранки.