Походы и кони - Сергей Мамонтов

Моя красавица была в публике, и на этот раз она соблаговолила меня узнать и мне мило улыбнулась. Все из-за каски…

Мы были очень горды. Но когда мы проходили мимо офицера, принимавшего парад, он нам гаркнул:

– Здорово, пожарные!

Мы ответили плохо и были очень оскорблены. Думаю, что он это сделал нарочно из зависти.

Возвращаясь со смотра в обоз, я заметил вольноопределяющегося, который все на меня заглядывал. Тоже любуется каской, подумал я.

Но он повернулся к солдату и спросил:

– Есть ли у вас поручик Мамонтов?

– Вот он, – ответил тот.

Тогда я внимательно в него вгляделся.

– Леня?! Какими судьбами?

Это был Александров, наш друг из Москвы. Я и не знал, что он в Добровольческой армии. Он служил в 7-й конной батарее. Мы хотели его сейчас же перевести к нам, но это случилось только в Крыму, много поздней.

В батарею

Обмундирование наконец прибыло. Я тотчас же его погрузил в вагон и с двумя солдатами отправился искать батарею. Генерал Колзаков дал мне письмо к своей матери Волконской в Белгород и поручил мне ее эвакуировать. Но оказалось очень трудно найти все время движущуюся батарею, да еще двигаясь поездом и при отступлении. Никто не знал, где находится дивизия.

– Позавчера дивизия была тут, но снова ушла.

– Куда?

Комендант станции только пожимал плечами.

В городе Льгове я услыхал орудийную стрельбу, быть может, нашей батареи. Но без повозок ничего не мог сделать и решил уходить отсюда, чтобы не попасть в руки к красным. Настоять на том, чтобы прицепили вагон к отходящему поезду, было трудно. Приходилось прибегать к подкупу, а раз к угрозе револьвером. При этом сам убеждался, что действительно прицепили, и ставил одного солдата сторожить, чтобы не отцепили. Я изъездил много дорог, и все впустую. Нужно ехать на подводах, в вагоне ничего не выйдет.

Однажды состав так рванул, что наша печка упала и вагон сразу наполнился дымом. Я испугался, что обмундирование загорится, и хотел уже выкинуть печку наружу. К счастью, солдаты мне этого сделать не дали, поставили печку, собрали рассыпавшиеся угли и подключили печку к трубе. Что бы мы делали без печки? На дворе был мороз.

Наконец я попал в Белгород и пошел разыскивать мать Колзакова. Нашел ее в маленьком уютном домике с мебелью красного дерева, с фарфором в горке и гравюрами на стенах. Я передал письмо Колзакова и предложил свои услуги, чтобы вывезти ее в Сумы к сыну. Но она мне объявила, что решила остаться и никуда не эвакуироваться. Я стал ее уговаривать и предупреждать об опасностях, которым она себя подвергает. Но она осталась тверда и, сознаюсь, мне это импонировало. Осталась ли она жива? Шансов мало, не знаю. Она дала мне письмо к сыну. Я вернулся в свой вагон, и мы поехали обратно в Сумы. Мне было очень стыдно, что я не сумел исполнить задание и найти батарею, но без повозок это было невозможно.

Сумы как раз начали эвакуировать. Обозы уходили на юг. Я отдал письмо Колзакову и сказал ему, что мать его отказалась эвакуироваться. Но еще не поздно, он сможет поехать и ее уговорить.

Несколько офицеров присоединились ко мне, чтобы ехать в батарею. Среди них поручик Мальцев, которого я ценил за его энергию. Он был пехотным офицером, но старше нас и опытней. С ним я был уверен – мы найдем подводы и батарею. К моей большой радости, в мой вагон попросилась моя сумская красавица и ее кузина. Я, конечно, был в восторге, и мы их довезли до Мерефы.

В Мерефе нам удалось достать несколько подвод, частью санных, частью на колесах. Лежал снег. Мы сгрузили на них обмундирование и пошли на север. Шли всю ночь, и под утро услыхали орудийные выстрелы, и пошли на них. И встретили отступающую нашу дивизию. Встреча произошла у Дергачей, там, где мы стояли с Терской дивизией. Брат ехал на Дуре, оба выглядели устало. Но были живы, и это было главное. Я двинулся со своими повозками за батареей. Шли весь день и всю следующую ночь и пришли опять в ту же Мерефу. Харьков отдали без боя. В эту ночь пошел дождь, снег сошел, и дорога обратилась в сплошную грязь. Сани шли по лужам с трудом. Мне пришлось переложить поклажу с саней на колесные повозки. Сам я ехал на последних санях, которые едва тащились по грязи. Вдруг на краю дороги я увидел худого, изможденного, больного офицера-дроздовца.

– Ради Бога, не бросайте меня. Я болен тифом и идти больше не могу.

Что делать? Я положил его в свои сани и, чтобы их облегчить и самому не заразиться сыпняком, проделал всю дорогу от Харькова до Мерефы пешком, по грязи. Пришли в Мерефу с темнотой. Я ужасно устал. Два дня и две ночи мы только и делали, что шли. Посадил больного тифом в санитарный поезд. Он меня горячо благодарил.

Брат и несколько офицеров поехали поездом в обоз. Я же сел на Дуру, закинул карабин за плечи и принял команду над нашим первым орудием. Дура была в плохом состоянии, а запряжка, особенно корень, в хорошем виде. Солдаты встретили меня улыбками. На одной из следующих остановок распределили обмундирование и отпустили повозки.

Обозненко остался за командира батареи. Было начало ноября 1919 года. Часто лил дождь, и было неуютно. Мы отходили с боями. Люди были хмуры. И все же я был рад снова очутиться в привычной батарейной обстановке среди своих людей и лошадей. Тут не было угрызений совести, которые меня мучили в Сумах из-за безделья. Тут я был на своем месте.

От Мерефы до Лозовой

Большое отступление началось для нашей пехоты от Орла, а для регулярной кавалерии от Севска и до реки Дон. Затрудняюсь сказать, в каком составе была тогда регулярная кавалерия. Она достигла двух корпусов, то есть четырех дивизий, но из-за потерь, болезней и походов превратилась в дивизию. Может быть, были части, которые шли отдельно от нас. Поздней под Егорлыцкой был опять корпус кавалерии. То же явление было и в пехоте. Наши четыре основные полка развернулись в четыре дивизии, но во время отступления были опять сведены в четыре полка.

Само отступление можно разбить на две резко разнящиеся части. От Севска до Лозовой был отход с постоянными боями. Отход был медленный, причем мы шли прямо на юг, то есть в Крым. Происходил он в октябре и первой половине ноября 1919 года. Морозы были редки, часты дожди, снегу совсем не было. А от Лозовой до Дона было настоящее отступление. Шли большими переходами, боев избегали, да их и не было. Направление нашего отхода изменилось на юго-восточное. Очевидно, Украину решили отдать без боев. Это продолжалось с середины ноября до середины декабря 1919 года. Погода – морозы с небольшим количеством снега. Должен отметить прекрасное состояние дорог, позволившее нам делать громадные переходы. Цель наша была – первыми, до красных, достигнуть реки Дон, не дать красным отрезать нас от Кавказа.

Бои

До Лозовой были ежедневные долгие бои под моросящим дождем, без решительной атаки и без надежды победить, что нас очень деморализировало. Вечером с темнотой мы отрывались от противника и отходили дальше на юг. Ночевали очень скученно, чтобы облегчить сбор при ночном нападении. Но ночных нападений я не помню. Красные, хоть обладали большими силами, но шли с опаской. Обыкновенно они появлялись часам к десяти или даже позже, завязывался нудный бой до вечернего отхода.