Право на жизнь - Андрей Альтанов

Остальных ребят совсем не радовала перспектива вернуться к прежней жизни. Пилата устраивал тот факт, что здесь его не смогут достать службы безопасности его родины, которые разыскивали бывшего подрывника за его прежние грехи. Яна не хотела возвращаться назад к своему мужу-извергу, который ее постоянно избивал и унижал. К тому же эта девушка нашла здесь новую любовь — Димку. А сам Панкер не желал возвращаться в «большой мир» по совсем уж странной и не особо понятной мне причине.

Димке, на самом деле, могли позавидовать многие из тех обеспеченных людей, которых я знал в своей жизни. Его папа был очень состоятельным человеком, хозяином солидного производства, и Панкер мог бы себе позволить все, что душе угодно. Казалось бы, что может быть лучше? Живи себе в кайф, следи за производством и стриги с него денежку.

Но извечный конфликт межу отцом и сыном и гордость самого Димки не только не позволяли ему пользоваться всеми благами, которые можно было купить за деньги, но и сделали его жизнь невыносимой. Ну вот не желал строптивый Панкер перенимать опыт своего отца и заниматься наследственным бизнесом! Чем, естественно, вызывал бешенство у родителя и подвергался всякого рода профилактическим трепкам.

Единственное, что нравилось Димке и хоть как-то объединяло его с отцом, — это охота. Оказывается, Панкер был охотником от Бога, что и объясняло его мастерское владение винтовкой, продемонстрированное нам, растерянным «горожанам», в те первые несколько суток, что довелось нам провести в Зоне. Но полного удовлетворения, охотясь на беззащитных и глупых животных, он все же не получал.

— «На свете нет ничего более увлекательного, чем охота на человека; тот, кто не раз охотился на вооруженного противника и полюбил это занятие, уже никогда не сможет увлечься чем-то другим», — Димка процитировал строки одной из книг Эрнеста Хемингуэя, пытаясь объяснить мне одну из причин, которая держала его здесь, а потом добавил: — Да и хорошо нам здесь с Яной. Понимаешь, мы здесь как в раю. Яна нашла себя в дизайне, а я… я тоже себя нашел. Так вот и живем.

— А какой карабин у тебя был дома? — после долгой паузы спросил я.

— Я тебе одну вещь скажу: марка оружия не важна, — Панкер начал разводить философию на одну из своих излюбленных тем, — главное совсем в другом. У каждой вещи, даже у камня, есть душа, есть собственное имя. Нужно только все это увидеть, а точнее, ощутить. Вот лично я чувствую винтовки, карабины и прочий огнестрел.

— Ну да, и у земли под ногами тоже есть душа, — добавил я, вспомнив слова деда.

— Вот-вот! Хочешь, я тебе о твоей винтовке расскажу? — Димка взял протянутую мной СВД, покрутил ее в руках, прислонил к щеке, а потом поморщился и вернул назад. — Избавься от нее, она не твоя. Она тебя не хочет, и в самый ответственный момент может выкинуть каприз, который будет стоить тебе жизни.

— Ну спасибо, порадовал. — Я забрал винтовку и уже невольно стал смотреть на нее как-то по-другому, с… недоверием, что ли. — Как вообще подобные вещи можно знать? А ты сам веришь в то, что сказал?

— Ха-ха-ха! — Панкер залился искристым смехом, а потом опрокинул в себя еще одну стопку. — Нет, конечно! Смотрю, ты ведешься, ну, думаю, дай-ка поприкалываюсь над человеком. Не бери в голову, я пошутил.

— Ладно вам о глупостях болтать. Лучше оцените мою елку, — Яна подбежала к скрытой под брезентом громадине. — Пилат, включай гирлянды.

— Секунду, только свежий аккумулятор из наладонника вытащу, — Руслан поспешил к своему небольшому столику, заваленному разными деталями и разобранной электроникой.

Отыскав батарею, он залез под брезент и еще с минуту там копошился, потом встал на ноги и кивнул девушке. Ткань сползла и упала на пол, открывая нашим взором нечто, спрятанное под покрывалом.

Комнату сразу залило сказочное мерцание. Такой «новогодней» елки я никогда не видел, и вряд ли еще хоть раз увижу. Собранное из «калашей» подобие дерева было увешано всевозможными раскрашенными гранатами, сверкающими артефактами и прочей зонной ерундой. Лучи лазерных целеуказателей красиво пронизывали «ветви» от самого основания до желтого треугольного знака радиационного заражения, который венчал конструкцию. Диоды, видимо, выколупанные из наладонников, циклично мерцали, красиво отражаясь в стеклах противогазов, расположенных внутри конструкции.

— Ух ты! Ну, ты молодчина! — Первым громогласно восхитился этим произведением искусства Панкер, конечно.

Потом и мы присоединились к нему. Настроение у всех сразу сделалось праздничным, новогодним, и неважно, что снаружи была еще глубокая осень, а не зима.

Я опрокидывал в себя колбу за колбой очередного коктейля, приготовленного Панкером, и веселился. Радость от этого неожиданного праздника и встречи с кем-то, кто хоть капельку мне был роднее, чем случайно встреченный сталкер, многократно усилилась на фоне лишений и трудностей всех предыдущих дней.

Я наслаждался этими волшебными моментами, отчетливо понимая, что они могут оказаться в моей жизни последними. Так и прошел весь день, но пропал он не зря. Перед сном я поблагодарил хозяев за гостеприимство, и огорчил их, не дав согласия остаться с ними жить в этом укромном убежище. Поутру я собирался покинуть это уютное гнездышко.

К этой ночи я неоднократно задумывался над перспективой остаться в этих проклятых, но безудержно манящих своей неизведанностью землях. Здесь столько всего необъяснимого, столько загадочного, что очень хотелось с головой погрузиться в местную жизнь и посвятить себя раскрытию всех этих тайн. По натуре своей я всегда был исследователем, человеком любознательным, а потому мысли эти посещали меня все чаще и чаще. Но меня гнали отсюда прочь куда более сильные чувства — чувства долга и любви к маме. И окажись на моем месте кто-либо из этих четверых, то вряд ли и они смогли бы тут прохлаждаться. Радоваться жизни, зная, что там, в «большом мире», без них может сгинуть самый любимый и родной человек.

У этих четверых просто не осталось там ни единого человека, ради которого стоило бы возвращаться. Возможно, им повезло больше, чем мне.

Сраженный хмелем, я упал на выделенный мне матрас, аккуратно обшитый синей тканью комбинезонов наемников, и мгновенно уснул. Но все же горечь одной мысли успела просочиться из реальности в сон. И я всю ночь в своих сновидениях один-одинешенек убегал прочь от стада мутантов, зомбированных сталкеров, наемников, военных и всех прочих, кто жаждал отправить меня на тот свет. Я бежал, а транспарант над заветной лентой финиша с грязной неряшливой надписью «Кордон» оставался таким же далеким и недостижимым, как сам горизонт.

Проснулся я с чувством легкого похмелья во всем теле и с тоской в душе. Опять мне предстоял опаснейший поход в полном одиночестве, без чьей-либо поддержки.

Но оказалось, что утро вечера не только мудренее, но еще и богаче на непредсказуемые сюрпризы. Когда я открыл глаза и смачно потянулся, в подвальном помещении уже стоял галдеж, отчасти радостный, отчасти вызванный суетливой озабоченностью.

— Что случилось? — спросил я и протяжно зевнул.