Своя Беда не тянет - Ольга Степнова

Ленка не нужна даже баптистам. Мне могли мстить за копание в деле Грибанова, за компромат в кейсе, за угон машины у Гона, за то, что Гон на больничной койке, за ликвидацию наркопритона, за то, что как мы с Бизоном ни ссоримся, нас тянет друг к другу, как… — чего там друг к другу тянет? — магнит к холодильнику. Белому, старому, и абсолютно пустому. Муси-пуси.

Я думала и думала, почти физически ощущая, как мозги ворочаются в голове. Я сказала Бизону, что опять возьмусь за дело Грибанова, и это было правдой. Завтра опять примусь за «разработку» идеи, что убийство парня — месть его отцу, высокопоставленному чиновнику, который сумел монополизировать семейный бизнес. Пока это единственная ниточка.

Жаль, с кейсом не получилось. Там материала на десять статей — фотографии и копии документов, кассеты с переговорами. Бизя, кретин, уперся, а ведь ему все равно что-то надо делать с этим кейсом. Компромат сослужит благородную службу, если его предать огласке. Мои статейки бы как гнойник вскрыли гнилую систему «откатов». Бизнес должен быть честным. Деньги нужно зарабатывать, а не «уводить». Уж я бы смогла об этом написать! Муси-пуси… А Ленка не нужна даже баптистам.

Я почему-то заснула и проснулась от назойливого пиликанья, точно воспроизводившего еврейскую мелодию «Семь сорок». Прошла почти минута, прежде чем я сообразила, что мотивчик раздается из кармана моей дубленки, а исполняет ее мобильник, который я вчера забрала у Бизона. Мой сотовый остался в цыганском логове, а без связи мне еще хуже, чем без колес.

— Да! — рявкнула я, в полной уверенности, что это Бизя звонит выяснить отношения.

На том конце повисло молчание, и оно мне не понравилось.

— Ты кто? — спросил, наконец, жесткий мужской голос.

— Дед Пихто, — объяснила я любопытному.

— Ты откуда, матрешка?!

— От верблюда, — заело меня на банальностях.

— Ясно, — усмехнулся голос. — Телефон по наследству достался? Мои соболезнования, барышня. Я пришлю венок на могилу твоего любимого.

— Ты, урод! — заорала я. — Мой любимый жив-здоров, и еще выпьет на твоих похоронах! — Я напела ему «Семь сорок», просто так, чтобы он не думал, что меня напугал.

— Не понял, — сказал голос, но я не стала слушать, чего он там не понял, и нажала отбой.

Бизя полный кретин, что не отдал мне кейс. Предав компромат огласке, можно было бы обезопасить себя от таких уродов. Убивать за то, что уже предано огласке, не имеет никакого смысла…

Черт, а может, он не так уж жив и здоров? Я набрала номер квартиры Ильича и заспанный, без тени страдания голос произнес:

— Внимательно.

— Решительно, — буркнула я и швырнула трубку.

Может, стоило предупредить его, что парень с голосом замполита мечтает видеть его в гробу? Как убедить Глеба отдать мне кейс? Скоро Гон очухается, выйдет из больницы и тогда…

Я оделась, выключила компьютер и поехала домой. Мне очень не хотелось возвращаться в свой дом-муравейник, но делать было нечего. К Ленке, с ее бензином, капустой и одной тусклой лампочкой на всю квартиру, мне идти хотелось еще меньше. Чтобы отдалить сомнительную радость возвращения на собственную кухню, я поехала на троллейбусе и не ошиблась, выбрав этот способ потянуть время. На маршруте выключили электричество, и я два часа проторчала в промерзшем пустом салоне, дыханием отогревая окошечко на замороженном стекле и рассматривая заснеженные темные улицы. Наверное, в Марбелье сейчас светит солнце, изысканные растения буйствуют зеленью, а вином в бокале можно поймать солнечный зайчик и проглотить его или помиловать, оставив несколько темных капель на дне. Там нет Полянского, нет Ленки, нет зеленого Женьки и нет ташкентских девственниц. Там мощеные улочки сохранили следы Дон Кихота, а скульптор Руставели черпает вдохновение у синего Средиземного моря.

Домой я пришла промерзшая, с инеем на бровях, посиневшими губами и негнущимися пальцами на руках и ногах. Очки в квартире мгновенно запотели, и я не сразу заметила, что в комнате нет ни одного баула, а Салима не прыгает в засаленном передничке по кухне. Зато я сразу почувствовала восхитительный запах. Это была не вонь разогретого плова, это был аромат жареного молочного поросенка.

— Эй, девки, а как же ваш Аллах? — крикнула я, отыскивая, чем бы протереть очки. — Поросенка разрешает кушать?!

— Доча! — громыхнуло у меня где-то в районе талии. — А я бабла тебе решил привезти! Лично! Из рук в руки! До чего ж ты страшная стала! Рыло красное, губы синие, брови седые, окуляры мутные! А тоща, как блудная корова! Иди, я тебе свинью поджарил, хоть отожрешься! Надеюсь, у тебя-то не намаз?!

— Сазон! — заорала я. — Ты приехал?! — Содрав очки, я протерла их шторой.

— Да не хам я! Кто же знал, что у вас тут вера хитрая! Все поразбежались. Знал бы, гуся купил! Надеюсь, ты не убежишь, сломя голову?

— Нет!!!

— Ну, и слава богу! — услышал на этот раз Сазон и потащил меня за собой. На кухне, непривычно просторной без баулов, галантный Мальцев подхватил меня под локоток.

— Ух, как вы замерзли! У вас даже свитерок холодный, бля!

Плюшко в бандане и кальсонах, прикрытых красным фартучком, резал зеленый лук, который Салима выращивала на подоконнике. Отбросив нож, он подлетел ко мне и подтащил к дырке в стене, отделанной красным кирпичом.

— Вы должны, вы непременно должны отогреть ноги у камина! Евгений очень грамотно его соорудил! Сейчас я разведу огонь, вы сядете, вытянете ноги, будете греться, и смотреть на огонь, как делают это английские леди. Чем вы хуже?!

— Ничем, — согласилась я. — А чем его топить?

— Помилуйте, голубушка! Там под столом дровишки имеются, я в частном секторе купил!

Он действительно растопил камин, усадил меня в низкое кресло и я, вытянув длинные ноги, почувствовала как тепло — нет, жар! — пробирается от ступней к сердцу. Чем я хуже английской леди? Огонь плясал, как тысяча чертей, и я простила Женьку за испорченную стенку.

Плюшко дорезал лук, посыпал им золотистого поросенка, притащил из комнаты дополнительные стулья и мы сели пировать.

— А где все? — спросила я у Александра Григорьевича, когда первая порция жареного мяса провалилась в мой желудок.

— Девочки…, — скорбно начал Плюшко.

— Молчите, я угадаю! — остановила я его. — Сазон пожарил поросенка, девчонки пришли с рынка, увидели в доме свинью и убежали. Как я раньше не догадалась пожарить свинью! Сазон не стал долго церемониться и выставил все баулы на балкон. Женька… Женька, скорее всего, побежал за девчонками, он к Салиме неровно дышит. Как же вы его отпустили? Он же в розыске!

— Я ему повязку на лицо наложил. Тугую.

— Лучше бы ты ее девчонкам наложил, чтобы их найти труднее было.

Сазон грыз косточку и хитровато на нас поглядывал. Иногда мне кажется, что он просто притворяется глухим, чтобы была возможность повернуть ситуацию в свою пользу.