Другое утро - Людмила Макарова

Она отважилась заглянуть в глазок – за дверью стоял действительно он, только помятый и растрепанный.

– Вам записка от вашего мальчика, – протянул он Ире бутылку, когда она открыла дверь. Бутылка была отнюдь не водочная, это была литровая бутыль очень дорогого фирменного виски. Максим не был бы Максимом, если бы притащился к ней с бутылкой водки.

– Хорошая записка. Большая и написана без ошибок, – забрала у него бутыль Ира. – Иди на кухню.

Сейчас посмотрю, чем тебя накормить.

Максим на кухню не пошел. Он ввалился в комнату, огляделся и утвердительным тоном заключил:

– Переезжаешь.

– Ага. Повезло мне. В соседнем подъезде бабуську отселяли, им очень удобно, что так близко. Поторговались, конечно, но я уперлась – двадцать три и ни копейкой меньше. Согласились. А тебе поесть нужно. Я сейчас.

– Я не есть пришел, а пить, – объявил Максим. – Рюмки куда положила?

– Кажется, там, – неуверенно указала Ира на одну из коробок.

– Кажется… – ухмыльнулся Максим, нашел рюмки, сел на голый пол, облокотившись затылком на диван, и разлил свое виски, от которого потянуло чуть дымным ароматом.

– За что пьем? Давай за твою новую работу. Чтоб оправдала ожидания, – произнесла тост Ира.

– За то, что ты меня коленом под зад, – отозвался Максим, опрокинул рюмку, подставив под нее открытый рот, и сразу налил следующую.

– Максим, ну зачем ты так… Ты же не хуже меня знаешь, как обстоят дела. Я без тебя как без рук, но ведь ты же сам не захочешь работать за такие деньги, – попыталась объясниться Ира.

– – А ты меня спросила, хочу я или нет? Ах, Настенька, ах, Екатерина Михайловна, ах вы, мои дорогие…

А я, значит, не в счет, я пустое место. У меня башка не так прикручена. Я других слов, кроме «бабки», не знаю.

А то, что я крутился как идиот, не в счет?

– Максим, да ты что! – спохватилась Ира, придвинулась поближе, отпила ради солидарности. – Я просто не знала. Я буду очень рада, если ты останешься. И оформить можно твою долю, теперь у нас, слава Богу, долгов нет, все только нам должны. Хочешь?

– Нужна мне твоя доля! – пьяно расхохотался Максим. – На Аксенова своего надеешься, думаешь, он такой крутой и тебе поможет? А ни фига! Он жлоб еще тот.

Он тебе хоть колечко какое затрапезное подарил?

– Не волнуйся. Обойдусь без посторонней помощи! – вспылила она. – А ты бы шел домой, а то мама волноваться будет.

Насчет мамы это она зря сказала, потому что мама Максима действительно постоянно волновалась за сына.

Когда он жил у Иры, Галина Петровна постоянно звонила и спрашивала, как он, поел ли, поспал, словно сдала его под опеку няни. Максим психовал жутко, грубил матери, а Ира читала ему нотации, что матери грубить нехорошо.

– А это мое дело, куда идти, а куда нет, – заявил он и разлегся на полу, закинув ноги на сиденье дивана. – Квартира не моя, но уже и не твоя, вот и не указывай.

Хочу сижу, хочу лежу. Не твое дело.

– Тогда и ты не суй нос не в свое дело. У кого мне помощи просить, тебя не касается.

– Дура ты, Ирка, – вздохнул он и опрокинул еще одну рюмку. – Говорил тебе – линяй отсюда, а ты не послушалась. И этот недоделанный твой вместо того, чтобы упрятать тебя подальше, – подставляет. Тут теперь такие заварушки пойдут, что все нормальные люди жен, детей и любовниц отправляют в теплые края. Видно, на хрена ты ему сдалась. Мозги тебе пудрит, что разведется.

Как же, жди! У него небось на жену десяток-другой «лимонов» баксов в оффшорах лежит, такие с женами не разводятся. Себе дороже.

Ире не хотелось больше с ним говорить. О чем? Все и так ясно. Но Максим разошелся. Он без шуток напился, и его несло и несло.

– А ты думаешь, я после того, как ты мне в рожу наплевала, связалась с этим своим сталелитейщиком хреновым, у тебя просто так остался? Думаешь, Максим – послушный мальчик, Максим будет делать что сказано, а трахаться мы себе другого найдем? Я посмотреть остался, как ты на бобах останешься. Вот и посмотрел. – Он обвел взглядом уже имеющую нежилой вид квартиру. – Что, даже на несчастные двадцать тыщ не получилось его раскрутить?

Было ясно, что останавливать его бесполезно, в таких случаях нужно дать выговориться. Ира закрыла глаза, откинулась на диван и ждала. Но Максиму выговориться оказалось мало. Он резко сел, положил руку ей на коленку и пополз ладонью вверх, придавливая ее своим тяжелым мускулистым торсом.

– А насчет потрахаться он как? – тяжело дышал он перегаром. – Хватает его на тебя? А то ведь ты у нас девушка с запросами…

Запах перегара и пота, так несвойственный чистюле Максиму, вызвал у Иры приступ тошноты, она с силой выдернула из-под него ногу и попыталась встать. Не получилось.

– Ты чего? Первый раз, что ли? Тебе ж всегда нравилось…

Как ни странно, в его голосе Ира уловила вполне искреннее недоумение. Но попадаться в эту ловушку, разговаривать с ним было нельзя. Она крепко сжала зубы, чтобы не выдать своей злости, и рванулась из-под него с невероятной силой, которую придавало ей отвращение. Невыносимое отвращение, захлестывающее ее от каждого прикосновения человека, не имеющего никакого отношения к Максиму, которого она так хорошо знала. Максим был для нее страстным, но чутким и нежным любовником, оборотистым, но вполне надежным партнером по делу, а этот человек лишь надел маску лица того Максима, которого она знала. Этот человек молча и целенаправленно подавлял ее сопротивление. Он был силен и ловок.

Только она была сильнее. Непонятно откуда, ей было точно известно, что она сильнее и победит. Она много раз вырывалась из его рук, круша все и вся на своем пути, захлопывая перед его носом двери, обороняясь стульями и бросая в него все, что попадалось под руку. У нее получалось ускользать от касаний с его отвратительным телом, а это было главным, самым главным, пока она не оказалась в углу кухни с хлебным ножом, зажатым в руке, и не поняла, что сейчас это самое тело убьет. Ни секунды она не сомневалась, что у нее хватит на это сил. Сил было сколько угодно, но что-то куда более значительное, чем отвращение и право на саму себя, подступило ей к горлу, и она разжала кулак, выронила нож и расслабилась. В тот же момент человек напротив улыбнулся ослепительной улыбкой настоящего Максима, поднял ее на руки и понес на диван.

Он делал все точно так же, как когда-то Максим.

Нежно и умело раздел ее, целовал и ласкал всю от макушки до пальцев ног, щекотал языком, гладил, мял, слегка покусывал и бился, бился об нее как рыба об лед…

Долго-долго и бессмысленно. Безрезультатно, как умирающая рыба об лед, как отчаявшийся человек о стену. Очень долго. И ей ни за что бы не выдержать так долго, если бы это она лежала под ним и принимала эти поцелуи, щекотания, поглаживания и толчки. Если бы это была она, то взорвалась бы изнутри, как бомба, на мелкие-мелкие осколки и разнесла все вокруг. Но это была не она.