Кто суккуба? Я суккуба?! - Антонина Клименкова

От дополнительного, внезапно обрушившегося на него острого удовольствия Эд вскрикнул — и заходил крупом активнее. Клава сама бы ойкнула, если б у нее не был занят рот. А так у суккубы только глаза округлились, ощущая, как «поршень» стал вколачиваться в нутро всё сильнее, всё резче, всё глубже. В мозгу ее, который стал медленно и верно застилаться туманом оргазма, мелькнула трусливая мысль: а не вытолкнет ли он ее желудок через горло, так-то стараясь? Но по-настоящему паниковать не было желания и причин — как ни стыдно признаваться перед самой собой, Клаве это ощущение огромного члена в себе ужасно понравилось. Ее суккубья сущность ликовала и пела!

Пытаясь не уплыть в бессознательный туман, и также стараясь сосать, а не кусать гигантский «клитор», сочащийся пряным вязким секретом, Клава сосредоточила внутреннее зрение и постаралась рассмотреть энергетические каналы в любовнике. Так и есть: сперва совершенно незаметные ниточки благодаря ее стараниям превратились в ясные потоки, бурные, сильные, как весенние горные реки. Выходит, она вправду помогла пробудиться в нем магии!

Осознание этого, чувство исполненного долга и глубокого удовлетворения делом своих рук и прочих органов, вкупе с небывалой телесной наполненностью захлестнули ее такой волной блаженства, что Клава на несколько минут потеряла самосознание в океане искрящегося небытия…

Спустя полчаса отдыха, понадобившегося обоим партнерам, Клавдию, распластавшуюся на спине кентавра, осенило:

— А ведь земные лошади и пони умеют нагибать шею вниз и щипать траву под копытами! Ты тоже так сможешь?!

— Щипать траву? Неа, — усмехнулся Эд. — А поднять рукой что-то с земли — это запросто.

Воодушевившись сим ответом, суккуба немедленно разложила кентавра в новой позе: на кровати, на спине кверху копытами. А главное — мужской его торс оказался в привычном для нее положении! Клава снова забралась на кентавра, облизываясь в предвкушении. На сей раз ей было довольно удобно откинуться поясницей на крутую лошадиную грудь, а оседлать сравнительно тонкую человеческую талию. Эд лежал смирно, руки по швам и ноги, как у зайчика, копытного. Ждал. И с интересом смотрел за елозящей по нему суккубой. Клава с удовольствием отметила, что парнишка стал гораздо меньше смущаться.

Несколько долгожданных поцелуев в губы, заставившие его, прежде нецелованного, распалиться и раскраснеться заново. Его ладони, повинуясь ее рукам, шмякнулись и крепко сжали ее груди — теперь так, как надо, как обоим удобно! И его псевдо-пенис, который был на самом деле ничуть не хуже прочих членов, ею испробованных, так правильно и уверенно уткнулся в ложбинку между ягодиц.

— А теперь второй заезд! — дурачась, объявила суккуба.

Эд продолжал пожирать ее влюбленными глазами.

Клава, лукаво улыбаясь, немножко привстала, «послюнявила» пальчики сперва у себя во рту, кокетливо строя глазки облизнувшемуся пони, затем запустила их во всё еще влажное и не вполне сошедшееся после «поршня» лоно. Собрав соки и смазав задний вход, направила в себя псевдо-пенис. Опустилась, вобрав полностью, прикрыв глаза и наслаждаясь приятным ненавязчивым скольжением внутри.

И кентавр застонал, прикусив нижнюю губу, не забывая, однако, массировать ее груди и пощипывать за бесстыдно торчащие соски.

— Что же ты со мной делаешь! — прошептал он, видимо, сокрушаясь о своей похищенной невинности. — Как же я теперь буду?..

Клава изогнулась на его «клиторе», поглядела назад — так и есть: среди поджатых и подрагивающих четырех ног выше всех снова вознеслась «пятая нога» в «розовом чулочке». В голове разрезвившейся суккубы мелькнула шальная идея: а не впустить ли после «ключика» в «заднюю дверцу» и этого «удава»?

К счастью для ее тела, второй заезд вымотал всадницу до того, что она просто рухнула на одеяла и мгновенно заснула. Как справился со своим «удавом» бедный брошенный ею на полпути кентавр — этого она уже не увидела.

Утром, пока готовила завтрак для себя и вкусности для Персика, чтобы кот не подумал, будто мамуля его бросила, Клава попыталась исподволь разговорить Основателя на тему прошлогодних исчезновений. Конечно же, ничего у нее не вышло. Вместо этого призрак слово за словом вытянул из нее все известные ей сведения — и про то, что город полон слухами, и про таинственную фигуру, которая сопровождает намеченные жертвы до башни. И даже проболталась про то, что эта фигура может быть ни кем иным, как их инкубом. Всё-таки разница в опыте владения искусством риторики была очевидной и сыграла не в пользу Клавдии. После словесного поединка суккуба ощущала себя морально раздавленной и психологически угнетенной.

Призрак рассердился за ее легковерие, заставил признать, что их инкуб — хороший мальчик, пусть и оболтус, но никогда не позволит себя втянуть в темные незаконные делишки. Следовательно все эти слухи есть пустая болтовня старух-лавочниц и городские легенды, порожденные бестолковыми разумами студентов-двоечников, которые всё это придумывают от безделья, вместо того чтобы, сидя на лекциях, внимательно слушать преподов.

Вот так-то.

В унынии и замешательстве Клава вышла из дома и направилась в лазарет.

По дороге, однако, кое-что заставило ее оживиться. А именно: замеченная в скверике стайка школьников, мальчишек лет двенадцати. Все они уплетали смутно знакомые Клаве пирожки, весело болтали — и громче всех веселился печально ей известный хулиган-херувим.

— Везет тебе! Вечно кто-нибудь тебе подкинет то ручки, то блокноты, то еще что! — обратился с белой завистью к ангелочку один из его приятелей, запихивая, как хомяк, очередной пирожок за щеку

Так и есть! По характерному гребешку на корочке Клава опознала свою выпечку. Заинтересовалась еще больше, подкралась поближе к школьникам, спряталась за невысоким забором и кустом желтого хризантемо-шиповника.

— Это кто-то из девчонок в него влюблен! — подал идею другой «хомяк».

— Хватит лопать! — возмутился херувимчик, захватил корзинку с остатками провизии обратно, поставил себе на колени, обнял, как родную.

— Ну, так вкусно же! — в свое оправдание выдвинули мальчишки.

Пока один демонстративно медленно тянулся к корзине с одной стороны, второй, с другой, быстренько утащил из-под локтя херувимчика еще пару пирожков.

— Конечно, вкусно! Я с вами поделился и хватит, всё остальное мое! — возмущался златокудрый ангелочек. — Прямо как у моей мамки пирожки — обалденные! Как узнаю, кто из девчонок так печь научился, сразу на ней женюсь!

Мальчишки загоготали:

— А если она старая?

— Или страшная?

— Или старая и страшная?

— Всё равно женюсь! Они после свадьбы всё равно все становятся старые и страшные, и толстые, даже самые красивые. А тут хоть сразу знаешь — умеет готовить! А раз так, то заранее будешь уверен: жизнь в браке будет удачной.

— И сытной! — загоготали приятели.