Большая игра - Молли Блум

– Я очень хочу домой. Я позвоню вам из Колорадо.

– Если вас арестуют, ничего не говорите. Позвоните мне, и я приеду. Запомните, ничего не говорите.

– О’кей, – ответила я.

По кредитной карте я заказала билет в Колорадо из аэропорта Ньюарк.

И попросила водителя отвезти меня в аэропорт Кеннеди.

Если федералы следят за мной, это собьет их с толку. Каждая секунда тянулась бесконечно. Я подошла к стойке продажи билетов, и, пока сотрудница аэропорта оформляла мне билет за наличные, я не сводила с нее глаз.

До полета оставалось более двух часов, я взяла Люси и чемодан и заперлась в одной из кабинок туалета. Там мы и просидели эти томительные часы.

Наконец пришло время идти на посадку. Все решится именно сейчас. Если меня пропустят в самолет, я попаду домой, хотя бы на время, только чтобы увидеться с родителями, обнять их и попрощаться.

Солнце уже вставало над Нью-Йорком. Я смотрела, как остров тает в свете нового дня, пока самолет набирал высоту. Мне хотелось заплакать, но внутри все было пусто и мертво. Когда мы приземлились, я получила багаж и нашла такси.

Шофер ехал по знакомой дороге к нашему дому в горах, и в голове у меня мелькали воспоминания о детстве, когда мы все вместе каждые выходные выезжали кататься на горных лыжах.

Наконец мы подъехали к маминому дому. Я позвонила в дверь, и она вышла в халате на крыльцо. Удивлению ее не было предела, когда она увидела, что это я. Обмякнув, я почти упала ей на руки.

– Солнышко, что случилось? Расскажи мне, все расскажи. У тебя все в порядке?

И тогда слезы хлынули у меня из глаз. Мама обнимала меня, а я все никак не могла остановиться.

После того как я рассказала маме все, что произошло, я забралась к ней в кровать, и она оставалась со мной и гладила меня по голове, пока я не провалилась в глубокий сон. Когда я проснулась, солнце уже садилось. Здесь, в этом тихом лесном гнездышке, я ощущала себя безмерно далеко от покера, от моей прежней жизни, и мне казалось, что я могла бы прятаться здесь, в этом доме, всю жизнь. Но я понимала, что это невозможно. Мне придется пройти через все, что меня ожидает.

Я позвонила адвокату. Он сказал, что ведется следствие и что я вхожу в список лиц, интересующих власти. За ведение дела в мою защиту он возьмет дополнительный гонорар. Я посмотрела свой банковский счет.

Баланс составлял – 9 999 999.00. Я проверила другие счета, и на них тоже отразился тот же самый отрицательный баланс.

Я позвонила в банк:

– Я хочу знать, почему на всех моих счетах отрицательный баланс.

– Прошу прощения, мисс Блум, – смущенно сказал банковский служащий, с которым я разговаривала, – здесь пометка – связаться с прокуратурой.

Я сразу же перезвонила адвокату, который сообщил мне, что на мои активы наложен арест. Он также сообщил, что власти хотели бы, чтобы я явилась «поговорить с ними» насчет организованной преступности.

Я вспомнила чуждые жалости глаза бандита в Нью-Йорке и особенно его угрозу насчет моей матери.

– Нет, я отказываюсь, – твердо сказала я.

– Я передам им, – ответил он.

– Что теперь будет? – спросила я.

– Ну, если вы не будете сотрудничать со следствием, я не смогу вернуть ваши деньги, и есть вероятность, что вам самой предъявят обвинение.

– Но мы же изучали этот вопрос, – возразила я, вспоминая, как он сам, как и адвокат в Лос-Анджелесе, подтвердил, что я не нарушала федеральных законов. В голове не укладывалось, каким образом мне могут предъявить обвинение на государственном уровне.

– Власти иногда так делают. Они пытаются выжать из людей информацию, – сообщил адвокат.

У меня не было денег, не было ответов на вопросы и не было желания входить в программу по защите свидетелей.

Всего лишь несколько лет назад я, пылая от ярости, в мгновение ока собралась и приехала в Нью-Йорк, чтобы построить новую жизнь, а вот теперь я осталась одна, и вокруг меня пустота.

Мой телефон не звонил, девочки разлетелись кто куда. Я продала покерный стол и шаффл-мастер, отказалась от нью-йоркской квартиры и заплатила грузчикам, чтобы они упаковали всю мою жизнь в коробки и отдали ее на хранение где-нибудь в Квинсе[73].

Я обосновалась в родительском доме и старалась научиться жить тихо, в гармонии с природой. Так много вопросов осталось без ответа. Страх неизвестности постоянно преследовал меня. У меня бывали хорошие дни, бывали плохие. Иногда я чувствовала невероятное облегчение, а иногда была так угнетена, что не могла встать с постели.

Мне вспоминался профессиональный покерист, уже пожилой человек, с которым я познакомилась в казино Белладжио. В то время я пыталась заловить крупного туза и постоянно следила за ним, делая вид, что просто составляю компанию Юджину.

Этот человек сидел слева от меня, и после бэдбита он повернулся и, глядя на меня умудренными опытом глазами, объявил:

– Покер разобьет ваше сердце, юная леди.

– А-а, – возразила я, улыбаясь, – я не играю.

– Все мы играем, – ответил он. – Покер – это образ жизни.

Он оказался прав. Покер разбил мне сердце.

Тем не менее я сумела это пережить. Я ходила в походы, читала и писала.

Мы с братом съездили в Перу и добрались до Мачу-Пикчу. Я стояла на вершине холма и дивилась невероятному творению рук человеческих, оставленному в нам наследство этой великой цивилизацией. И я думала об игре. Устраивая игры в роскошных пентхаусах, я считала, что поднялась на самую вершину мира, но это был материальный мир. Вокруг меня разворачивалась драма, царили волнение и ажиотаж. Короли этого мира собирались вместе и проигрывали целые империи. Но когда последняя карта была разыграна, когда уносили стол, когда горничные убрались в номере, не оставалось ни следа соперничества, ни признаков триумфа, ни памятников великим победам. Не оставалось ничего, кроме тишины, как будто вообще ничего этого не было.

Два года я собирала по крупинкам осколки моей прежней жизни. Через полгода, после того как ФБР ворвались на мою игру, арестовали Алекса и еще нескольких русских. Говорят, что они устроили грандиозное мошенничество – обманом выманили из страховых компаний шестьсот миллионов долларов. Мой адвокат сказал, что федералы вмешались именно поэтому. Мне стало известно, что та мощная сеть контактов, над созданием которой я работала несколько лет, больше не существует, а выстроенные мной отношения с людьми больше ничего не значат. Дело было не только в слухах, ходивших в среде покеристов. В прессу просочилась информация о том, что обвинение, предъявленное Брэдли Рудерману, повлекло за собой судебное разбирательство, в котором против каждого игрока, получившего чек от Брэда в качестве выплаты, было возбуждено дело. Многие из игроков были знаменитостями, и, копнув глубже, журналисты рассказали миру о большой игре, знаменитых игроках и девушке, проводившей игры. Они называли меня «Покерной принцессой», «Мадам Покер», а то и еще похуже. Папарацци являлись домой к маме, к отцу, разыскали школу, в которой я училась. Они звонили моим друзьям, моим бывшим бойфрендам и завалили сообщениями мою электронную почту. Я ни с кем не разговаривала, и постепенно они отвязались.