Осколки Нашей Реальности - Медина Мирай

– Как начать делать это, когда ты уже взрослый человек и только слышал о том, как это делают другие?

– Все сводится к вашему желанию, к вашему проводнику и к его желанию помочь вам. Если он у вас есть, то это уже решает многое.

– Да, мне очень повезло.

– Нет, не повезло. Вы были этого достойны.

Александр и Каспар не сдержали теплых улыбок.

– Возможно, вы совершаете плохие поступки, но вы не плохой человек, раз вас терзает совесть. Позволю себе перейти профессиональную черту и заявить это со всей уверенностью, потому что иначе Каспар вряд ли привел бы вас ко мне. – Тереза коротко хихикнула. – Осталось ли еще что-то, чем вы хотели бы поделиться, разобрать?

Давящая атмосфера, что снедала Александра вначале, исчезла, сменившись новыми проблесками надежды и разгорающимся в груди желанием жить. Ему показалось, он рассказал все, что хотел:

– Думаю, что нет. Пока нет. Возможно, я позже вспомню что-то.

– Так обычно и бывает. Далеко не всегда удается разобрать все на первом сеансе. Пациент может о чем-то забыть. Но я с вами не прощаюсь. Как возникнет желание или необходимость, свяжитесь со мной. Если не сможете прийти, то позвоните. У Каспара есть мой номер для видеосвязи.

– Спасибо большое за помощь! – Александр встал с дивана, Каспар вслед за ним.

Тереза кивнула и закрыла блокнот.

– Рада была вам помочь. Я выпишу вам препарат и назначения и передам их Каспару.

– До свидания, мисс Мартин.

– До свидания!

Каспар проводил его до машины и зашел в небольшой светлый кабинет Терезы. Она только что получила распечатку с назначением и развернулась к нему.

– Ну привет.

– Здравствуй. – Он принял от нее лист бумаги.

– Каждый день принимать по одной таблетке утром в течение двух недель. Нельзя пропускать ни дня.

– Хорошо. – Он сложил бумагу пополам и спрятал в большом внутреннем кармане пальто. – Спасибо, что приняла. Сколько с меня?

– Для хороших старых друзей нисколько. – Тереза промочила горло газированной водой и чуть сморщилась. – Хочешь знать мое личное мнение об этом парне?

– Надеюсь, оно не плохое. – В голосе Каспара, скрытые за насмешкой, слегка различались напряженные нотки.

– Нет. Его очень жаль. Чувствуется, что рассказанное им – лишь вершина айсберга. По голосу я определила, что он совсем юн. Пока в полной мере не знаю, через какие чудовищные испытания ему пришлось пройти, но точно могу сказать одно: ему очень нужна поддержка. Сейчас он воодушевлен, ему может стать легче, но пройдет немного времени, и все начнется снова. – Тереза окинула Каспара многозначительным взглядом. – Хорошо бы, чтобы тот самый человек, который его давно поддерживает, был рядом.

Шульц сделал вид, будто не понял ее намека:

– Я думаю, они поговорят об этом.

Тереза улыбнулась, и вокруг ее рта проступили морщины.

– А ты со мной ни о чем не хочешь поговорить?

– Не нуждаюсь, спасибо.

– Ладно. Ты знаешь, я всегда выслушаю и помогу разобраться.

Каспар вернулся в машину, передал Александру назначение и завел двигатель.

– Вот. Сейчас предлагаю поужинать в кафе или в ресторане – в каком захочешь, – а потом заедем в аптеку и купим препарат.

Александр сидел молча, натянув плед до подбородка. Он украдкой взглянул на Каспара и произнес:

– Спасибо, что ты рядом. Мне правда стало лучше. По крайней мере, я взглянул на свою жизнь по-новому, и все больше не кажется мне настолько безнадежным.

– Тебе не за что меня благодарить, Александр. Это только начало. Надеюсь, ты не бросишь лечение.

– Не брошу. Обещаю, я пройду весь курс до конца.

После легкого ужина в загородном кафе они заехали в аптеку в паре кварталов от дома. Несмотря на намерение Каспара купить препарат, Александр поблагодарил его за заботу и настоял на том, чтобы сделать это самому. Не дожидаясь ответа, он вышел из машины и спустя несколько минут вернулся с бумажным пакетом. Он вскрыл матовую белую коробку и достал два маленьких блистера с крохотными, как бусинки, таблетками, не вызывавшими веры в их чудодейственность. Александр спрятал коробку обратно в пакет, и когда в легком, непонятном Каспару смятении прижал его к груди, Шульцу показалось, что в нем есть что-то еще.

Каспар включил радио, и дивная пьянящая музыка исполнительницы старых лет, Ланы Дель Рей, полилась неспешной рекой.

– Песня моей юности, – отметил он с улыбкой. – Даже спустя столько лет Лана остается иконой музыки.

– Да, песня очень красивая. И слова тоже… – Александр не успел договорить, когда, будоража до легких мурашек, под восхитительную ритмичную мелодию скрипки зазвучал припев:

Отчего-то сердце обдало приятным жаром. Александр взглянул на Каспара, и по его нежной улыбке понял, что тот испытывал то же самое.

Их чувства и порожденные ими сомнения словно обрели голос, и в нем они нашли облегчение.

Они вернулись домой к восьми, включили телевизор в гостиной. Поведение короля казалось Каспару странным: он то опускал застенчивый взор, то будто избегал разговоров. Его движения, будь то шаг или мановение руки, были то плавными, то неожиданно резкими, и сам Александр, точно озабоченный неразрешимой дилеммой, искал успокоения в одиночестве. На вопросы о том, что гложет его, он отвечал сухо, давая понять о своем нежелании говорить об этом.

Наступило время сна. После душа Каспар, как это обычно бывало, засел с классическим романом в кресле, а Александр пошел в душ. Он зашел в прохладную кабину и включил тропический душ. Теплые капли, точно грибной дождь, неспешно падали вниз, разбиваясь о его макушку и опущенные плечи. Он взглянул в свое отражение в темном зеркале сбоку. Если бы пришлось описать себя для кого-то, он бы сказал: четыре тощие палки – две подлиннее, две покороче, – воткнутые в несуразную прямоугольную коробочку с помятыми ребрами, вдавленными стенками, да уродливая болванка на спичке с подобием жалкой попытки нарисовать черты лица. Вот только у автора, вероятно, был скудный рисовальный набор.

Ключицы выглядывали так, что за них можно было взяться; ударься кто-то о его острые плечи, и он бы решил, что задел дверной косяк; легко различимые под бледной кожей ребра, стоило Александру выпрямиться, проступали сильнее, вызывая в своем хозяине отвращение к собственному телу. Единственное, чем он мог в себе гордиться, – лебединая шея и длинные пальцы. Такие же изящные и хрупкие.

До чего же худощавым и непривлекательным было его тело, думал Александр. Не может оно вызвать ни симпатии, ни желания. Он тут же отбросил уверенность в том, что однажды предстанет перед Каспаром обнаженным. Мысли о своем явном несовершенстве и уродстве атаковали его с такой силой, что стена принятия, выстроенная им и Терезой, мгновенно пала, и он вспомнил обо всем, что мучило его и осталось в темном чулане подавленных воспоминаний: изнасилование няней, издевательства и манипуляции сестры, «обряды очищения». Как хотелось ему сорваться обратно к Терезе и излить ей истерзанную душу, наглотаться таблеток, чтобы запереть навязчивые мысли и накатывающие неконтролируемые приступы тревоги.