Форс-мажор. Рассказы - Олег Михалевич

Зоя убрала камеру в сумку, встала перед Серовым по другую сторону руля и потребовала:

– А теперь объясняй, о чем это вы тут без меня договаривались и что за намеки?

– Ты о чем? Я брал интервью о героическом прошлом, просто так корабль на пьедестал ставить не будут. Вот Павел Емельянович мне и…

– Не ври, Серов. У тебя это плохо получается. И не прячь глаза. О какой помолвке вы говорили?

– И не вру я. Ты же знаешь, как пожилым людям хочется всех переженить. Ну вот он и предложил.

– Это что – кто-то из вас сменил ориентацию, и он предложил взять тебя в жены? Или наоборот?

– Слушай, не загораживай мне горизонт, я же рулю.

– Не пудри мне мозги, Серов. Куда рулить, если нас буксир тянет. И не уходи от ответа.

– Да не ухожу я никуда. Павел Емельянович спросил, жена ты мне или нет, и предложил отметить помолвку прямо здесь. Стол пошел накрывать. Вот.

По спине Серова побежала струйка пота. В последнее время в присутствии Зои вся его циничность и находчивость испарялись без следа.

– Понятно, – протянула Зоя. – Значит, помолвка. Слово-то какое… можно сказать, романтичное. Меня, правда, спросить забыли, но это так, мелочи. Или я что-то пропустила? Куда мне деться с подводной лодки. И все-таки – что ты ему ответил?

– Я, да что я… – мучительно затянул Серов и внезапно ощутил, как палуба под ногами резко пошла влево. Зоя, чтобы не упасть, вынуждена была шагнуть в сторону и обеими руками схватиться за компас. ТЩ выровнялся, но не остановился на этом, крен пошел в другую сторону, а над форштевнем впереди взлетели уже не пенные буруны, а целые гейзеры, мощным потоком катящиеся по палубе и стреляющие струями воды прямо в окна рулевой рубки. Качка стала неостановимой.

– Что случилось? – испуганно вскрикнула Зоя. – Ты что, специально?

Серов огляделся. Земля справа еще была видна, но уже под другим углом, направление ветра и волны изменилось, гребни волн опрокидывались, и темную, как грифельная доска, поверхность моря теперь расцвечивали меловые росчерки пены.

– Все нормально, – сказал он. – Мы пересаживались с «Верного» перед выходом в Финский залив, а теперь уже вышли окончательно и повернули на Ленинград. Волна чуть сильней и направление в левый борт. Похоже, немного покачает. Ты как?

– И это называется – немного? – Зоя постепенно начала приноравливаться к ритму качки, но держалась все еще неуверенно, и Серов подумал, что в такой ситуации ее хорошо было бы чем-то отвлечь или занять.

– Становись на руль, – внезапно уверенным голосом привыкшего распоряжаться чужими действиями человека сказал он. – Каждые руки могут оказаться на счету, я тебе объясню, что делать. Будешь правильно рулить, нас не так будет качать. Главное, старайся нацеливать нос на волну.

– Правда?

Некоторое время Зоя, позабыв, к облегчению Серова, направление разговора, осваивала навыки рулевого, пока в рубке не появился второй член экипажа – Ванек. Густая шевелюра на его голове сбилась мокрыми космами, одежда промокла, а дышал Ванек так, словно только что закончил гонку на среднюю дистанцию.

– Товарищ журналист, Павел Бмельянович просит вас спуститься в каюту. На минутку.

– Я быстро, – пообещал Зое Серов, уже ощущая неладное.

Вход в единственное помещение на главной палубе находился на правом борту, и, чтобы не промокнуть в гуляющей по палубе воде, надо было выловить момент, когда ТЩ кренился на левый борт. Примерившись, Серов отдраил входные задвижки и быстро шагнул внутрь. Вся каюта представляла собой четыре расположенные по бортам койки и складной стол посередине. Гудзь стоял в дальнем конце перед открытыми пайолами – так называются на судах пластины напольного покрытия.

– Плохо дело, – без обиняков указал он на днище. – Как пошла качка, открылась течь. Кажется, наш гордый «Варяг» потихоньку идет ко дну.

– То есть как? – переспросил Серов. Ситуация была абсурдной, и поверить в нее было невозможно. – Свяжитесь с «Верным», они как-никак спасатели, пусть посмотрят, в чем дело. Заодно Зою переправим, ей, похоже, не по себе. Где у вас связь?

– Связь у нас последний раз три года назад была, когда судно на прикол ставили. Рация была доходяга, да и ту сняли.

– Ну, а воки-токи капитан «Верного» хотя бы оставил? Нет? Вот сволота… Давайте тогда из ракетницы пульнем.

– Пульнуть можно, было бы из чего. И чем. Фальшфейеров тоже нет. Этот паразит даже спасательные жилеты нам не оставил. Боялся, что имущество его пропадет.

Гудзь погрозил кулаком воображаемому капитану, и Серов попытался успокоить пенсионера.

– Ничего, сейчас мы по-другому свяжемся.

Он выбрался на крышу рулевой рубки, прижался животом к поручню, расставил ноги пошире, чтобы сохранить баланс на прыгающей под ним палубе. Опытный моряк найдет выход из любого положения. Капитан «Верного» по фамилии Пахомов прямо в море пересаживал Серова на ТЩ с явной неохотой. Еще бы – старпом по каким-то чрезвычайным обстоятельствам в рейс не вышел, как минимум двенадцатичасовую вахту капитану предстояло нести одному, и присутствие настоящего морского штурмана на борту пришлось как нельзя более кстати. Получалось, Серов помог ему дважды: сначала позволил капитану отоспаться, а теперь спасал вверенное Пахомову для буксировки судно. С Пахомова причиталось. Серов развел руки в стороны и, пристально вглядываясь в очертания спасателя, начал делать ими медленные движения вверх-вниз. На морском языке такие движения означают подачу сигнала «Спасите наши души». Минуты две ничего не происходило. Потом на крыле мостика показалась крохотная фигурка человека в красной капитанской куртке, который тоже поднял руку, помахал в ответ и вновь скрылся в тепле и уюте рулевой рубки. Не веря собственным глазам, Серов, продолжая движения руками, наблюдал за «Верным», но никто больше не появлялся, никаких маневров спасатель не предпринимал, и движение продолжалось прежним курсом и с той же скоростью.

Когда Серов вернулся в каюту, Гудзь лежал у открытых пайолов лицом вниз и пытался что-то нащупать, очевидно, щель в пространстве под койкой левого борта. Он с надеждой посмотрел на Серова.

– Не понимают, кретины, морской азбуки, – признал Серов. – Давайте хоть помпу запустим пока.

– Да как ее запустишь без электричества? А у ручной какой-то говнюк поршень снял. Ну зачем ему поршень? Его чтобы вытащить, часа два, наверное, гайки крутить надо было, закипевшее все. Да и куда его приспособишь потом? Вот народ…

Павел Емельянович горестно помахал головой и кивнул напарнику:

– Давай, Ванек, черпай.

– Подождите, – сказал Серов. – Дайте я попробую.

Он стянул с плеч ветровку, снял рубашку, отодвинул Ванька, лег на палубу каюты и опустил руку в воду. Корпус ТЩ был одинарный, и на ощупь можно было изучить полный набор корабельных конструкций – поперечных шпангоутов и продольных бимсов. Воды набралось без малого на полметра, и она перекатывалась с каждым движением судна, плескала, чавкала, нашептывала что-то свое, неласковое. Серов последовательно, словно пианист клавиши рояля, быстрыми пальцами перебирал обшивку корпуса в поисках щели. Днище, когда-то идеально ровное, теперь, после бомбардировки метеоритами времени, было покрыто микроскопическими кратерами, складками, сколами, пузырями. Струящаяся снаружи под мощным напором движения вода отдавалась в кончиках пальцев так, как можно ощутить только на яхте – угрозой для непосвященного и предупреждением, напоминанием для тех, кто связал себя с ней навечно.