Занавес молчания - Андрей Быстров

– Да, да, это мне растолковали. Но подробности, Саша! Заброшенный замок?

– Был заброшенным до недавнего времени. Теперь там аттракцион для ополоумевших богатеев, жаждущих просветления духа. За их же деньги их как бы сажают в тюрьму. Исторические условия как двести лет назад.

– Не может быть. И находятся декабристы?

– Отбою нет. Но Штернбург – большой замок, целый лабиринт, и кроме тюрьмы там открыт еще и бордель…

– Вот как! – усмехнулся Довгер. – Тюрьма с бор­делем. Тоже как двести лет назад? Такие наказания были приняты в Российской империи?

– Нет, Виктор Генрихович, эти вещи там не пересекаются. Бордель для особо избранной публики, закрытый клуб. Политики, высокопоставленные чиновники, кое-кто из деловой элиты развлекаются с проститутками от двенадцати до четырнадцати лет.

– Бог мой, – пробормотал шокированный профес­сор. – Но это же дети, Саша! И ты, твои люди знали об этом… И ничего не предпринимали?!

– Да, мои люди знали… Знают об этом, но…

– Люди твоего ведомства или люди УНР? – перебил Довгер.

– Когда я говорю «мои люди», – подчеркнул Кронин, – я всегда имею в виду только людей УНР… Так вот, это не дети, Виктор Генрихович. Если бы там эксплуатировали детей, я наплевал бы на все последствия и сам перегрыз глотки подонкам. Но это НЕ дети.

– А как же…

– Возраст ничего не значит. Это экземпляры определенного психотипа, тупые, злобные, лживые твари. Если вы думаете, что их всех набирают в подворотнях или детских домах, вы ошибаетесь. Большинство – да, но есть и отбросы небедных семей. Для данного психотипа характерны эмоциональная глухота, гипертрофированный эгоизм, алчность, крайне низкий уровень развития, причем любая учеба отвергается. Секс, алкоголь, деньги – вот все, что их интересует. Они способны на какое угодно преступление, моральных критериев нет, потому что такие критерии чересчур сложны для их примитивного полусознания. С девяти-десяти лет они становятся настоящими нимфоманками без всякого принуждения. И это никак нельзя исправить, Виктор Генрихович, разрушение необратимо. С экземплярами мужского пола еще можно что-то сделать, но в Штернбурге только женские особи. В сущности, они опасны для людей, но, к счастью, их держат взаперти.

– Взаперти! Ты упомянул о деньгах, Саша. Неужели ты веришь, что когда-нибудь им дадут денег и отпустят, чтобы они свободно разгуливали и болтали с кем попало о своих клиентах?

Кронин пожал плечами:

– Не знаю. Меня абсолютно не занимает, что с ними станет.

– Там, наверное, и наркотики…

– О наркотиках в Штернбурге мне ничего не известно. Проституток держат как будто только на спиртном, клиенты же, понятно, наркотиками не увлекаются.

– Да, весьма романтичен замок Штернбург…

– Но нам этот бордель приносит немалую пользу.

– Пользу?

– Еще бы. Мы сумели подкупить кое-кого и под видом ремонтных и реставрационных работ оборудовали там видеостудию. Проводим съемки, пусть это и не часто удается, и уже не один чиновник или политик, посмотрев наши фильмы, принимал решения в интересах УНР.

– И я ничего не знал, – укоризненно сказал про­фессор.

– Вы – стратег, а это повседневная тактика… Но теперь вы должны хорошо представлять, куда мы с вами едем вечером.

– Мы?

– Конечно. Не отпущу же я вас одного.

– Но меня строжайше предупредили, чтобы я приехал один.

– Им нужен проект «Мельница», верно? Вы представите меня как значительную персону в проекте, человека, облеченного вашим доверием, без кого вам трудно или вовсе невозможно будет предпринять требуемые шаги. Почему бы в таком случае им не побеседовать и с двумя, к их же выгоде?

– А если они тебя…

– Чего ради? Вы привозите человека, который вместе с вами будет работать на них, так зачем отказываться от такого подарка и наживать проблемы?

– Гм… Наверное, ты прав… Но вот что странно, Саша. Понятно, что мне назначили время с точностью до минуты, когда я должен прибыть к причалу в поселке Перст. Но почему они назначили точное время выезда? Не все ли им равно, если я выеду на полчаса раньше, это же не ралли.

– А, ну это как раз нетрудно понять. Кто-то снабжает их информацией, в том числе о графике работы вашей невидимой охраны. Не сомневаюсь, что они и время возвращения так же точно рассчитали.

– Какой невидимой охраны?! – взвился профес­сор. – Я раз и навсегда запретил всякие…

– Виктор Генрихович, – мягко сказал Кронин. – Это почти формальность, для спокойствия руководства.

– Проектом руковожу я! Или появились руководители повыше?

– И для вашей безопасности…

– Очень мне это помогло в плане безопасности! Мало того что меня шантажируют какие-то мерзавцы, так я еще вынужден скрываться от топтунов фирмы, которую я сам же и создал! Может быть, и моя квартира прослушивается? И твоя тоже?

– Нет, – улыбнулся полковник.

– Ой ли?

– Доподлинно нет. На любую хитрую аппаратуру придумана и похитрее, и я ей располагаю.

– Но кто-то уже побежал кому-то докладывать, что я у тебя?

– Виктор Генрихович, помилуйте! За вами же не слежка ведется по всем детективным правилам! Вы – глава проекта, ваше слово – закон, без вас ничего не будет… Кто осмелится пойти даже на теоретический риск ссоры с вами? Кое-кто просто перестраховался слегка, ради вас же…

– Голову бы оторвать этому кое-кому, – проворчал профессор. – И оторву! Ох, обошлось бы все с Дианой, а там головы полетят… Ладно, я у тебя – что с того? Ты мой друг, мы часто чаевничаем. А вечером – положимся на расчеты похитителей! Они-то, оказывается, куда лучше, чем я сам, осведомлены обо всем, что происходит в УНР…

– Профессор, вы гениальный физик и отличный математик, – с искренним уважением проговорил Кронин. – Вам ли не знать, что всякая структура, развиваясь, приобретает новые качества.

– Тут не к физике нужно апеллировать, а к теории бюрократии. Это ж надо, шпионят за мной! – Он помолчал. – Что же дальше-то будет?

– Дальше мы поедем в Штернбург.

Профессор повел головой, словно ему был тесен воротник:

– Но почему Штернбург, Саша? Почему они выбрали для встречи именно Штернбург? Вот что не дает мне покоя. Ответ на этот вопрос важен, здесь ко многому ключ… Или они с самого начала держали Диану в Штернбурге?

– Не знаю… Не думаю… Едва ли они стали бы засвечивать свое главное убежище.

– Тот, кто говорил со мной, – немец… Или очень удачно выдавал себя за немца. Акцент, язык – здесь меня трудно обмануть. Он утверждал, что Диана за границей, и если учесть, где произошла авиакатастрофа…

– Возможно, он и не лгал.