Мир, полный слез - Кит МакКарти

– Не могли бы вы рассказать, чем занимались в последние двадцать четыре часа? – осведомилась Беверли.

Грошонг, словно очнувшись, снова нацепил на себя броню подозрительности.

– Работал. Здесь, – с некоторым раздражением ответил он. – В поместье. Утром – в офисе, что может подтвердить моя секретарша. Где я был вчера днем, вы знаете, потому что вы меня видели. Днем я встречался с несколькими людьми – моя секретарша может сообщить вам их имена. А вечер я провел у себя в одиночестве. Боюсь, свидетелей не было, если не считать одного часа с девяти до десяти, который я провел с Элеонорой.

– С Элеонорой? – неожиданно спросил Айзенменгер.

– Да, – Грошонг повернулся к нему. – Она любит, когда я с ней разговариваю. Рассказываю, что происходит в поместье.

Казалось, управляющий бросал Айзенменгеру вызов, вполне допуская, что тот сделает из этого заявления далеко идущие выводы, однако он ошибался: Айзенменгер всего лишь кивнул и улыбнулся.

– Похвально.

Грошонг ответил ему долгим пристальным взглядом. Затем его внимание отвлек Сорвин, который спросил:

– Вы часто сюда приезжаете? Думаю, что не очень.

Грошонг покачал головой.

– Здесь нет дорог. Иногда мы занимаемся здесь лесным хозяйством, поддерживаем лес в порядке, а низина порой используется как пастбище для овец, но не часто.

– Здесь действует закон о праве проезда?

– Нет.

– Значит, хотя доставить сюда труп и непросто, потом можно не беспокоиться о том, что его скоро обнаружат.

– Почему непросто? – возразил Грошонг.

– Что вы хотите сказать?

– Альберт жил менее чем в километре отсюда, – указывая на север, ответил Грошонг. – Его дом стоит прямо на границе поместья.

Фетр показала свое удостоверение женщине, которая открыла дверь. Ей предстояло еще многому научиться, наблюдая за тем, как люди реагируют на полицейское удостоверение. Она уже поняла, что люди, знакомые с полицией – как и те, с кем была знакома полиция, – едва бросали на него взгляд, словно его предъявление было каким-то тайным знаком, особым приветствием Пса-шерифа.[23]На женщине не было ковбойской шляпы с длинными мохнатыми ушами, но Фетр сразу поняла, что она из прежнего поколения. Если она и заметила, что Фетр приехала из другого города, то не придала этому значения.

– В чем дело?

– Я провожу тут одно расследование, и вы могли бы мне помочь.

Помощь в полицейском расследовании. Когда-то эта фраза звучала вполне невинно, но теперь она приобрела неприятный оттенок.

– Что именно вы расследуете? – усталым голосом спросила женщина. Вид у нее был измученный, словно накануне она поздно легла. На ней были джинсы и футболка, однако все ее поведение свидетельствовало о том, что она лишь недавно встала.

– Можно войти? – Сорвин объяснял ей, что, перед тем как переходить к сути дела, следует произнести некоторое количество любезностей.

Дом был небольшим, но ухоженным, как и вся округа. Зелени вокруг росло мало, но по крайней мере камень и бетон были чистыми. Хозяйка провела Фетр в глубь дома, в кухню-столовую, которая выходила в маленький дворик, уставленный широкими кадками и цветочными горшками. В глубине виднелся небольшой парник с покрытыми пылью окнами.

Это был обычный пригородный пейзаж, и все же в нем чего-то не хватало.

Хозяйка была крупной, ширококостной женщиной с добрым лицом. Фетр подумала, что многие мужчины сочли бы ее привлекательной и располагающей к себе особой.

– Я звонила вам, но никто не ответил.

На улице собирался дождь, стремившийся внести свою лепту в мрачную послеполуденную атмосферу.

– Я спала и не слышала звонка.

– Спали?

– Я вчера поздно вернулась домой.

Ни в голосе, ни в словах собеседницы не было ничего особенного, но Фетр сразу поняла: она – проститутка.

– Чем вы занимаетесь?

– Я домохозяйка.

Глаза их встретились, и обе поняли друг друга без слов, так что Фетр не потребовалось ничего говорить.

– Кроме того, я работаю секретарем в больнице, но не полный рабочий день.

– А как вас зовут?

– Фиона Кершман.

– И этот дом принадлежит вам?

– Да. А что?

– Я пришла к вам, потому что вам может быть что-то известно о человеке, который меня интересует. Его зовут Уильям Мойниган.

Такого Фиона Кершман явно не ожидала. Она еще не успела открыть рот, как Фетр уже поняла, что собеседница его знает.

– С ним все в порядке?

Но Фетр не была склонна сразу отвечать на этот вопрос.

– Значит, вы знаете его, – сказала она вместо этого.

Фиона улыбнулась и кивнула, хотя ее лицо по-прежнему выглядело встревоженным.

– Да. Мы с ним старые друзья, хотя в последние годы и не общались.

– У вас нет его фотографии?

Эта просьба еще больше встревожила Фиону, однако она кивнула, встала и вышла из комнаты. Вернулась она с конвертом, откуда достала целую стопку фотографий.

– Мне их только что вернули, – взволнованно промолвила она.

Ей потребовалось совсем немного времени, чтобы найти снимок, на котором был изображен Уильям Мойниган.

– Можно мне это взять? – спросила Фетр, изучив фотографию.

Фиона кивнула. И Фетр снова посмотрела на снимок. Вполне возможно, что найденный труп принадлежал именно этому человеку, но, с другой стороны, обгоревшее тело в машине могло быть и останками кого-то другого.

Она снова посмотрела на Фиону Кершман, на лице которой был написан подлинный страх, и поняла, что ничем не сможет помочь ей. Она должна была задать необходимые вопросы, ощущая себя при этом законченной стервой, и получить как можно больше сведений, выполнив тем самым долг офицера полиции; только после этого она могла сказать Фионе Кершман, что человек, который, судя по всему, был ей небезразличен, мертв.

Они молча ехали в полицейском «лендровере», который, скользя и подпрыгивая, спускался с холма. Кроме Елены и Айзенменгера в машине находились шофер и Сорвин, Беверли же отправилась взглянуть на дом Альберта Блума. В машине стояла звенящая тишина, и когда они въехали на гравиевый двор замка, казалось, что эмоциональное напряжение вот-вот вырвется наружу. Поэтому, когда Сорвин вышел из машины и направился к центральному входу, Елена обрушила на Айзенменгера всю свою ярость.

– Что происходит, Джон? – осведомилась она с таким видом, словно он стоял во главе какого-то чудовищного заговора и планировал подвергнуть ее целому ряду испытаний. – Что она здесь делает?