Незнакомец - Шарлотта Линк

А у этой незнакомой женщины была приятная манера говорить. Тихая и успокаивающая. Она наверняка не расстраивалась постоянно, как мама. Мариус вспомнил, как однажды подумал, каково быть ребенком женщины, говорившей таким голосом. Это представлялось ему довольно приятным.

Когда женщина ушла, мама начала кричать и курить одну сигарету за другой. Она обругала папу, потому что тот не желал разделять ее гнев. А папа, может быть, даже и не понял, что приходила какая-то незнакомая женщина. Он даже ни разу не посмотрел на нее и не сказал ей ни слова. Это было несправедливо со стороны мамы — так нападать на него, если он даже не знал, в чем дело.

С тех пор эта незнакомая женщина приходила довольно часто. Ее звали госпожа Виганд, и она действительно была очень милой. Она и с Мариусом часто беседовала и посмотрела его коллекцию засушенных листьев, а его карточки футболистов произвели на нее большое впечатление. Она, собственно, нравилась ему, но все-таки ему было бы больше по душе, если б она не приходила вовсе, потому что у мамы после ее посещений всегда было страшно плохое настроение. И затем она вымещала его на папе. А позже мальчику стало ясно, что их семейная жизнь протекала лучше, когда госпожи Виганд еще не было.

Это был тот момент, когда его отношение к ней перевернулось. Теперь он полностью был согласен со своей матерью. Она часто говорила о Виганд: "Пусть эта старая кошелка катится к черту!"

И именно так считал теперь и он сам.

Он начал ее ненавидеть. По ночам, лежа в постели, воображал себе, что́ с ней можно было бы сделать. Чтобы наказать ее и обезвредить. Он видел по телевизору великолепные вещи. Одна ему особенно понравилась: коренные жители на одном острове в южном море казнили одного злого пирата, который перед этим сжег их село. Для этого они согнули, насколько было возможно, стволы двух пальм, что росли на небольшом расстоянии друг от друга, и связали их веревками. Затем на некоторой высоте привязали пирата: одну его руку и ногу — к одной пальме, а другую руку и ногу — к другой. После чего саблей разрубили веревки, которыми привязали пальмы друг к другу, и деревья тут же вернулись в свою прежнюю позицию. Пирата разорвало.

Это доставляло ему удовольствие — представлять себе госпожу Виганд между двумя такими пальмами. Мариус стал по-настоящему радоваться вечерами в предвкушении момента, когда он отправится в постель и сможет безмятежно предаться своим фантазиям.

Однажды он спросил маму, кем была госпожа Виганд и почему она все время приходит в гости.

— Сотрудница социальной службы! — Мать произнесла это с величайшим презрением. — Ты знаешь, что это означает?

Мальчик не знал.

— Это люди, которые вмешиваются в дела других. Это их профессия. Они контролируют других и суют свой нос в их дела. Госпожа Виганд считает, что мы без нее не справимся. Что ей нужно приглядывать за нами. Она думает, что твоя мама и твой папа не в состоянии сами разобраться в своей жизни и воспитать тебя! Как ты смотришь на это?

Мариус посчитал это возмутительным.

А ведь когда папа сломал ему руку, этой старухи, конечно, не было! Один раз она действительно была нужна мальчику. Он кричал как резаный, он на всю свою жизнь запомнил эту адскую боль. Маме пришлось пойти с ним в больницу. Ее лицо было белым как снег, и она втолковывала ему, чтобы он сказал, будто неудачно упал во время игры в футбол.

— Если ты так не скажешь, то придет госпожа Виганд и заберет тебя у нас. Она тогда подумает, что у нее есть доказательство тому, что мы не можем тебя воспитать. Но ты ведь знаешь, что папа тебя любит, не так ли? Ты просто так сильно рассердил его, потому что забрал деньги!

Мариус плакал и дрожал, ему было плохо от боли, слишком плохо, чтобы произнести хоть слово, иначе он еще раз заверил бы маму, что не брал эти деньги.

— Как только она тебя получит, — сказала мама, — то уже никогда не вернет тебя нам. Ты знаешь, что с тобой произойдет? Ты попадешь в детдом. Где очень много других детей и очень строгие воспитатели. Там нельзя сказать ни слова, а ночью там детей привязывают к кровати, чтобы не сбежали. Там дают мало еды, а порой целыми днями вообще нечего есть, а если что-нибудь натворишь, то запирают тебя в темный подвал, который кишит крысами. Некоторых детей даже забывают в подвале. И находят до костей обглоданными крысами!

Мариуса вырвало, а врачу он сказал, что неудачно упал во время игры в футбол. То же самое он сказал и госпоже Виганд, которая снова и снова пыталась расспросить его о несчастном случае. Она не поверила истории с футболом, он это заметил. Но чем больше госпожа Виганд спрашивала, тем более последовательно ребенок настаивал на своей версии. Он ведь теперь знал, чего она добивалась. Забрать его в этот детдом. К счастью, мать вовремя предупредила его.

Не было ни одного человека, с которым он был таким осторожным, как с госпожой Виганд. От него она ничего не узнает о том, что происходит в их маленькой семье. А что, собственно, там происходит? Если не считать сломанную руку, то с ним ничего по-настоящему плохого и не случалось. Иногда он голодал, потому что его родители были слишком пьяны, чтобы пойти за покупками или что-то сварить, но ему как-то всегда удавалось что-нибудь выпросить у других детей — кусок шоколада или несколько таблеток для приготовления шипучих напитков… А если у мамы было хорошее настроение, тогда и вовсе не было причины жаловаться: она жарила ему рыбные палочки, а к ним делала целую гору картофельного пюре, хорошо взбитого, как он любил. У Мариуса и сегодня еще текли слюнки, когда он думал о мамином картофельном пюре. И позже ему нигде больше не доводилось есть такую вкуснятину.

— Ты понимаешь? — спросил Мариус Ребекку. — Все было в порядке. Все было в порядке!

Он пнул ногой ножку кровати. Он бы с удовольствием что-нибудь разбил, но знал, что ему следует сдерживаться. Ему нельзя взрываться. Ему нужно оставаться сосредоточенным.

Потом он посмотрел на Ребекку. Она сидела в углу в кресле, тихо и неподвижно, но Мариус и связал ее таким образом, чтобы она не могла пошевелиться. Он заткнул ей рот скомканным носовым платком, а затем залепил ей всю нижнюю половину лица липкой посылочной лентой. Судя по тому, как Ребекка громко и с усилием втягивала через нос воздух, можно было догадаться, что ей тяжело дышать. Ее темные глаза были широко раскрыты, и Мариус видел в них ужас. Она испытывала смертельный ужас.

Вот и хорошо.

А самым лучшим было то, что ей приходилось слушать его. Впервые за долгие-долгие годы кто-то должен был его слушать. На этот раз она не могла стряхнуть его, как надоедливое насекомое, не могла просто проигнорировать его или сделать вид, что он говорит лишь чепуху. Ей пришлось принять его всерьез, хотела она того или нет. В ее ситуации любая попытка стать хозяйкой положения была с самого начала обречена на провал. Сейчас Мариус принимал решения и надеялся, что она это поняла.

— Мои родители любили меня, — сказал он.

Ему было приятно произносить эту фразу — она немного гасила сидевшую в нем боль. При этом он бросил быстрый взгляд на Ребекку: ему хотелось знать, вызвали ли в ней эти слова хоть малейшее сомнение в их правдивости. Если б это было так, он двинул бы ей в лицо кулаком. Даже не моргнув.