Черный вдовец - Ирина Успенская

От души потянувшись, Ринка сбросила одеяло… и тут сообразила, что она голая. И постель пахнет как-то…

Она схватила соседнюю подушку и принюхалась. Пахнет… мужчиной пахнет. И сексом.

– Ах ты, гад чешуйчатый!

Ринка швырнула подушку прочь, сама толком не понимая, почему вдруг чудесный солнечный день стал хмурым, а желание петь сменилось желанием убивать. И вообще, мир несправедлив! Вот какого Ктулху он сбежал?! Опять сбежал! Пришел, трахнул во сне – и сбежал! Чтоб его!..

– Мадам? – В спальню заглянула сияющая Магда, увидела подушку на полу, голую Ринку… и покраснела. Вся, включая уши. Но не отвернулась. И в глазах – любопытства два ведра. Правда, быстро опомнилась и присела в книксене. – С добрым утром, мадам.

– И тебе не хворать. Давно ли мой дорогой супруг явился?

– Ночью, мадам! Ох, вы ж почивали, не видели! – Магда забыла стесняться, увлеченная свежей сплетней, и бросилась к шкафу за пеньюаром. – Вот в самую полночь как засверкало, да затрещало, да по всему дому этакие искры побежали! Все всполошились, а как если пожар? Повыбежали, в окна повысунулись! Я тоже выскочила, думаю – мадам будить надо, а то как угорит, и тут Рихард, спокойный такой, как велит всем по местам да без паники! Это, говорит, их светлость домой возвращаются. Усталые. А вы, говорит, бездельники, панику не наводите и под ногами не мешайтесь. Ну, я за ним пошла, надо ж разузнать! А там, у крыльца, такое вот все сияющее, как озеро, только стоит и не вытекает! И трещит, и искрами сыплет, а потом оттуда какой-то хмырь как вывалится! И давай утекать! Рихард его за химок хвать, кто такой, спрашивает, а тот мычит, головой вертит, ну, думаю, никак болезный, епиндемию нам принес!

– Что за хмырь? – переспросила Ринка, позволяя Магде усадить себя к зеркалу, причесываться.

– Да кто ж его разберет, хмыря ентого. Рихард его словил и обратно сунул… – Магда хихикнула, прикрывая рот ладошкой. – Смешной такой! Голова в портале, а это… ну… эта… туточки! Вот у нас в деревне коза была комолая, уж она б его как боднула!

Ринка тоже хихикнула, представив невозмутимого дворецкого летящим вверх тормашками от козы. Нехорошо, конечно, так думать о пожилом дворецком, но смешно ж до невозможности!

– А потом, значится, его светлость из портала вывел. Под руки. Их светлость на ногах еле стояли, так устали.

– Или упились, – сердито буркнула Ринка, в глубине души догадываясь, что зря сваливает свои грехи на супружескую голову.

– Их светлости можно. После службы что ж не выпить немножко?

Ринка только вздохнула и еще раз пообещала себе не терять бдительности при общении с местным компотиком. А особенно – при общении с супругом!

К сожалению, бдительность при общении с супругом ей не понадобилась. Гад чешуйчатый встретил ее за завтраком, весь такой невозмутимый и элегантный, и первым делом прочитал лекцию о вреде алкоголя и общения с агентами вражеских государств.

– Чья бы корова хрюкала, – отбрила его Ринка.

Их светлость подняли бровь, не прекращая орудовать серебряной вилочкой, и всем своим видом показали полное недоумение манерами супруги.

Ринка только выше задрала нос и принялась зверски расчленять фазаний паштет.

– В отличие от вас, Рина, я прекрасно осознавал все опасности данного знакомства. По долгу службы…

– Ах, теперь это называется служебным долгом. – Ринка со стуком отложила приборы и глянула гаду чешуйчатому в глаза. – То примадонны, то французские шпионки, кто следующий? Прелестная цветочница, собирающая пыльцу в пользу италийской разведки? Мне все равно, с кем вы исполняете ваш, черт бы его подрал, служебный долг! Просто делайте это подальше от меня! Видеть вас не желаю!

Она вскочила, едва не опрокинув стул, и бросилась к выходу из столовой. В глазах кипели слезы, и больше всего на свете хотелось сбежать домой, в родную Москву, подальше от всех этих герцогов, магов, шпионов и прочей мыльной оперы. Хватит с нее! Хватит!

Но сбежать не вышло. Сколько Ринка ни пинала дверь, она не открывалась.

Лакеи молчали.

Людвиг тоже молчал.

Только едва слышно шумели деревья за окном и чирикала такая-то пичуга.

Поняв, что гад чешуйчатый не позволит ей уйти, она утерла слезы рукой – плевать на манеры! Пусть скажет спасибо, что не подолом! – и развернулась, намереваясь высказать ему все, что думает о его манере общения с супругой. Но не смогла сделать и шагу – уперлась в твердую, обтянутую белой сорочкой грудь, вдохнула такой знакомый и уютный запах… И разрыдалась. Позорно.

И так же позорно позволила себя обнимать, и гладить по плечам, и целовать за ушком. Почему-то от его нежности становилось еще обиднее и горше. Вот почему, а? За что он так с ней? Она же… она же…

– Рина, не плачьте, не надо, – растерянно, совершенно неподобающе герцогу, некроманту и настоящему полковнику попросил он.

– Я не плачу! – срывающимся голосом соврала она и хлюпнула носом.

Ей безумно хотелось – безумно, потому что вопреки всякой логике, – чтобы он ее поцеловал. А лучше взял на руки. И попросил прощения. И обещал, что все будет хорошо. А еще лучше – чтоб выгнал слуг и занялся с ней любовью, совсем как утром.

– Рина, не обижайтесь на меня, прошу вас.

– И не смейте меня удерживать! Я вам… я вам не… – Она вовремя прикусила язык, чтобы не ляпнуть «шлюха»: стало стыдно перед Тори. Не перед ним! Пусть даже не надеется! – Отпустите меня немедленно!

Ну ты поцелуешь меня наконец, мерзавец?!

Но Людвиг, вместо того чтобы сделать самое нужное и правильное, ее отпустил. Дурак. Козел. Гад чешуйчатый! И, чтобы добить совсем, дверь перед ней открыл.

Мерзавец!

– Я вас ненавижу, – гордо заявила Ринка, развернулась и, задрав подбородок, удалилась. Гордо.

Вот почему мужчины такие дураки?!

Виен, Астурия. Вилла «Альбатрос»

Людвиг

Кто придумал этих женщин?! Вот как понять, чего они хотят? Нет, это абсолютно невозможно!

В полном расстройстве Людвиг вернулся за стол и понял, что он совершенно не помнит, ел он что-то или нет. Эта фрау… эта Рина… как она умудрилась все так повернуть, что теперь он еще и чувствует себя виноватым? Она наговорила гадостей, она удирала из дому, она напилась вчера с франкской шпионкой – и он во всем этом оказался виноват.

Женщины!

Меланхолично дожевав паштет, Людвиг вздохнул, посмотрел за окно – там качали ветвями рябины и клены – и спросил в пространство:

– Рихард, ты понимаешь женщин?

– Не уверен, что это возможно, герр Людвиг. Вам подать мобиль?

– Нет. – Людвиг почему-то разозлился на предложение дворецкого, хотя быстрая езда всегда помогала ему проветрить голову, остыть и принять верное решение. Но сегодня это почему-то казалось бегством.